Единственный ребенок

Ли Бёндо стал тихонько гудеть себе под нос ту песенку. Это начиналось опять. Но этот раз действительно будет последним.

Чайник засвистел. Сонгён, которая неотрывно смотрела на него, достала кофейную чашку и налила в нее кипяток. Она не знает, что он здесь. Он ей даже неинтересен.

Так было с самого начала. Ей всего лишь хотелось разузнать, как он убил тех женщин. Она-то делала вид, будто ее интересует совсем другое, но он сразу понял, что она водит его за нос. Вот потому-то так резко и оборвал ту первую беседу. У него на самом-то деле было не так уж много чего сказать. Он просто не хотел, чтобы она это поняла.

Он просто хотел увидеть ее лицо.

Хотел, чтобы она посмотрела на него с улыбкой. Хотел, чтобы она слушала, что он говорит, и прониклась его одиночеством. В тот момент, когда Сонгён поведала о своем самом раннем детском воспоминании, его ожидания разлетелись на куски. Ну почему все женщины, с которыми он встречался, начинали свою жизнь с таких тривиальных воспоминаний?!

Он-то надеялся, что Сонгён окажется другой… Думал, что она — та, кто более глубоко заглянет ему в душу. Верил, что, как та женщина из дома у сада, которая взяла к себе домой ребенка из больницы и без всяких слов усыновила его, хотя бы еще один человек во всем мире увидит пустоту у него внутри и посочувствует ему. Но она принесла ему лишь сплошные разочарования.

Ли Бёндо увидел, что она выходит из кухни с чашкой в руке. Проследил, в какую комнату она войдет. Даже после того, как дверь за ней закрылась, он немного выждал под дождем.

Осторожно двинулся опять, не сводя глаз с той двери за кухней.

Повернул дверную ручку и быстро прошмыгнул внутрь, опасаясь, что в открытую заднюю дверь проникнет шум дождя. Было темно, но глаза уже давно привыкли к темноте. Он мог смутно различать контуры предметов вокруг. Похоже, он оказался в каком-то подсобном помещении с водогрейным котлом и стиральной машиной.

Подхватив из бельевой корзины рядом со стиральной машиной полотенце, Ли Бёндо тщательно вытер промокшие волосы, смахнул дождевые капли с одежды. Вода лужей собралась у него под ногами.

Бросив полотенце обратно в корзину, он открыл дверь, соединяющую подсобное помещение с остальным домом. Увидел кухню, в которой совсем недавно видел Сонгён.

Перешагнув порог, повернул голову, на миг заглянул в раковину, а потом пошел дальше.

На полке заметил набор кухонных ножей в деревянном блоке. Вполне сойдет. Вытащив несколько штук, проверил пальцем заточку и выбрал самый острый. Рукоять сама легла в руку, словно давно дожидалась его. Пальцы автоматически сомкнулись на ней.

Опять развернувшись, Ли Бёндо осторожно двинулся в сторону комнаты, в которой скрылась Сонгён.

* * *

Проснувшись, Хаён поняла, что осталась одна. Она лежала в полном одиночестве на широкой кровати. Приподнявшись, оглядела незнакомую комнату.

А где же Сонгён?

За окном качнулась черная тень. Подняв взгляд, Хаён бросила взгляд за окно. Испугалась было, но, опасливо присмотревшись, поняла, что это лишь тень от раскачивающихся веток.

Села и погрузилась в размышления.

Она помнила, как Сонгён смотрела на нее. У ребят, которые поймали кошку, было такое выражение на лицах, когда она занесла нож. Никто не разговаривал с ней после этого. Все ее избегали. Сонгён тоже отвернется, с холодным выражением на лице. В животе у Хаён похолодело. На душе было муторно. Поначалу она слушалась Сонгён только потому, что хотела жить с папой, но теперь хотела жить и с ней тоже. Но сама Сонгён больше не хотела жить с ней.

Нельзя было сейчас спросить у папы, что делать, потому что он уехал в командировку — вовремя, ничего не скажешь… Придется думать и решать самой.

Хаён никак не ожидала, что Сонгён про все узнает. А все из-за этого пожарного.

Когда она пришла в комнату Сонгён, чтобы лечь ей под бок, мобильник Сонгён коротко пискнул. Пришла эсэмэска. Сонгён вырубилась после лекарства. Думая, что эсэмэска может быть от папы, Хаён открыла телефон. Но слова на экране застали ее врасплох.

«Повторное расследование самоубийства Пак Ынджу подтверждает, что использовалось то же вещество, что и при пожаре в Ынам-дон. Ю Донсиг».

Сообщение было от того пожарного, имя которого осталось у нее на визитке. А Пак Ынджу звали ее мать. Хаён долго не могла отвести взгляд от экранчика телефона. Она не понимала, что все это значит, но казалось странным видеть на нем мамино имя. Тот пожарный, видимо, что-то разузнал про ее маму. И раз уж послал Сонгён эсэмэску об этом, то, судя по всему, теперь они оба знают секрет Хаён.

Удалив сообщение, она положила телефон обратно на столик.

«Что же теперь делать? Я твердо решила никому про это не рассказывать, даже папе, но теперь Сонгён все знает. Расскажет она ему? А что он скажет, если узнает, что я подожгла дом?» — лихорадочно размышляла Хаён, пытаясь представить, какой будет вид у папы в этот момент.