Единственный шанс

В дверь едва слышно постучали. Получив приглашение, вошел Бурмин, что крайне Горбатова удивило, – обычно замполит в его каюту старался не заходить.

– Прошу извинить за вторжение, Михаил Демидович, – угрюмо сказал Бурмин. – Не помешаю?

– Ох и церемонен ты, – поморщился Михаил. – Словечка в простоте не вымолвишь… Проходи, садись. Наверняка ведь пришел по делу…

Бурмин, не подумав обидеться, опустился на диванчик. Уравновешенный, неунывающий замполит всегда выглядел уверенным, жизнерадостным бодрячком. В его манере отпускать «коронные» шуточки, говорить округлыми фразами Михаилу всегда чудилась нарочитость. Однако сейчас лицо Бурмина, и без того бледное, стало бесцветным, плечи опустились, спина ссутулилась, – замполит был явно не в своей тарелке.

– Вопрос, с которым я пришел, Михаил Демидович, как бы поточнее выразиться, деликатный… – начал замполит и умолк.

«Неужели у них с Люсей разлад?» – мелькнула мысль, но он тут же ее отверг как совершенно нелепую. Семья у Бурмина была крепостью, которой, как утверждали в гарнизоне, не страшна даже долговременная осада. Но тогда отчего замполит мнется?

– Ты вот что, Владимир, давай без лишних знаков препинания, – грубовато сказал Михаил.

– И за то спасибо, – поджал губы Бурмин. – Добрый ты человек… Я вот о чем. Ковалец хочет попросить у тебя рекомендацию в партию. Так ты не откажи. Одну я дам, вторую – ты. Поддержи парня. По всем статьям он подходящий. Отличник, классный специалист, секретарь комсомольской организации…

– Не агитируй. Я против парня ничего не имею. Но ему же рекомендацию собирался написать парторг.

– Парторг отказался!

– Сивоус? – изумился Горбатов. – Это же его прямая обязанность заботиться о пополнении партийных рядов. Ковалец – личность без сучка и задоринки…

– И я так думаю. А боцман не согласен. Не дорос, говорит, Ковалец до партии. Уперся – и все…

Разговор с парторгом и вправду получился неожиданно крутой, хотя начался вроде бы с мелочи. Бурмин поинтересовался, как ведется партийное хозяйство, остался доволен порядком. Потом спросил, готова ли рекомендация комсоргу. Сивоус насупился и заявил, что писать ее передумал. Бурмин удивился, чем парень не угодил мичману? Тот рассердился еще больше:

– Я не пан, чтоб мне угождать!..

Стараясь переубедить Сивоуса, замполит сказал:

– Ковалец старательный, активный общественник, что ни прикажешь – мгновенно исполнит…

– Это уж точно, – подтвердил Сивоус. – Как говорится, «чего изволите» – этого у парня в избытке.

– С каких же пор исполнительность ставится в упрек моряку? – вскипел Бурмин.

– Не притворяйтесь, будто не поняли, Владимир Константинович. Я о другом… Я вот присмотрелся к нему… Ковалец – неплохой матрос. Он комсорг, собирается стать коммунистом, а в душе, по-моему, ко всему равнодушен. По графику собрание провести требуется – пожалуйста! А дало ли оно что-нибудь людям, нашло ли отклик в сердцах – плевать с высокого дерева. Требуется боевой листок выпустить? Сделает, разрисует – хоть на выставку. Но прочел ли хоть один матрос этот листок, Ковальцу до лампочки. По-моему, это называется формализмом. А вы как считаете?..

– Значит, я слепой? – разозлился вконец Бурмин.

На скулах боцмана заходили желваки. Он посмотрел на замполита в упор и отрывисто сказал:

– Сами напросились. Отвечу откровенно: да, слепой! – И, помолчав, перешел на «ты», что случалось чрезвычайно редко и означало высшую степень возмущения: – Прости, Владимир Константинович, Ковалец – твоя работа. Лепишь по своему образу и подобию. Давно присматриваюсь… Вот и ко мне пришел бумажки проверять, вместо того чтобы о людях со стариком поразмышлять. Для тебя главное, чтоб отчеты в ажуре… И будет! Все сказал!

– Ну, знаете, – задохнулся от возмущения Бурмин, – о моей работе не вам судить. Те, кто повыше, мною довольны…

– Считайте это пока частным мнением, – снова перешел на «вы» Сивоус. – Но только пока. Советую поразмыслить… А рекомендацию Ковальцу, извините, не дам…

Бурмин ушел от парторга совершенно выбитым из колеи. Что теперь делать? Пойти в политотдел и обо всем рассказать? Конфликт между замполитом и парторгом – дело серьезное. Или лучше не выносить сора из избы – сами постепенно разберутся? Да и настолько ли серьезны разногласия, чтобы предавать их гласности?

С хаосом в голове он и пришел к Горбатову. Лучше бы, конечно, к Плужникову. Но у того своих забот полно, да и не совсем здоров. Пчелкина же Бурмин считал юным и несколько легкомысленным. Оставался Горбатов – человек серьезный, не трепач, как некоторые, хотя особых симпатий Бурмин к нему не питал.

Михаил догадался, что не только с просьбой о рекомендации Ковальцу пришел Бурмин, что-то еще у того было на душе. И еще понял: замполит, как ни странно, нуждается в нем, в его понимании, сочувствии и помощи.

– Послушай, Владимир, – сказал он с обезоруживающей прямотой, которой в себе и не подозревал, – это ведь не все, с чем ты ко мне пришел. Выкладывай напрямик, что у тебя еще. Мы же товарищи!