Единственный шанс

– С какой стати? Я был уверен, что ты скорее, чем кто-либо другой, правильно меня поймешь. Но… Мы живем среди людей с зорким взглядом, Демид, заинтересованных, заметь, принципиально в судьбе ближнего – товарища, друга, сослуживца. Вот послушай…

Ушинский отодвинул пустую чашку и заговорил о том, что пережил. Отстранив лейтенанта Горбатова от должности, он принял окончательное решение, смысл которого заключается в словах: заслужил – получай! Но… не тут-то было. У паршивца неожиданно обнаружилось столько защитников, что волей-неволей пришлось задуматься.

– Неужто на тебя можно повлиять? – удивился Демид, издавна знавший неуступчивость друга.

– Представь себе, да, – засмеялся Ушинский.

Он рассказывал, а перед мысленным взором вставали один за другим его подчиненные, которые шли на прием чередой, и каждый – подумать только! – каждый взывал к совести и разуму.

Особенно возмутил разговор с Маховым. Пытаясь закрыть Горбатова командирской дланью, тот договорился до того, что взял всю вину на себя.

Ох, и разозлился же Ушинский… Без году неделю командует кораблем, а уже пытается обмануть его, старого морского волка! Конечно, защищать подчиненных нужно. Но у пограничника нет и не может быть лжи во спасение… Когда же Маховой, исчерпав доводы, заявил, что такие люди, как Горбатов, нужны флоту, что помощник – прирожденный моряк и незаурядная личность, Ушинский поглядел на молодого офицера с невольным интересом. «Сам ты – личность, – подумал, – если после всего, что между вами случилось, так настырно борешься за соперника…» И все же он выдал Маховому все, что положено: и по поводу круговой поруки, и относительно офицерской чести…

Очередным заступником оказался Бурмин. Получив разрешение сесть, он, смущаясь и краснея, понес что-то о хрупком материале, об обстоятельствах, которые нельзя не учитывать…

– А напрямик нельзя? – остановил его Ушинский.

– Отчего же… Начну с себя, если позволите. Я тоже не ангел, хотя, если честно, хотел им быть. Очень обижался, когда подкалывали со всех сторон. Расстраивался, бесился, а потом понял – не со зла меня носом тычут в собственные ошибки. Теперь считаю, вовремя товарищи помогли…

– Вы что же предлагаете, товарищ замполит, всепрощенчество?

– Ни в коем случае, товарищ капитан первого ранга, но протянуть руку человеку, который в том нуждается, следует. А за Горбатова я могу поручиться!

Что тут скажешь, когда за спасение товарища голову на плаху готовы положить? Невольно задумаешься. И Ушинский попытался иначе взглянуть на происходящее. А тут еще Сивоус… Вошел в кабинет, кашлянул басовито и говорит:

– Извиняй, Владимир Андреевич. Редко я к тебе прихожу, но что касаемо Миши Горбатова, то говорю как на духу: пусть и виноватый, а все же прав…

– Позволь, Иван Тарасович, где же логика? Знаю, что слов на ветер не бросаешь, только вдумайся: может ли быть человек одновременно и плохим, и хорошим?

– Не знаю, как по науке, – возразил Сивоус, – только шхуна та, что мы задержали, непростая. Я успел ее несколько раз щелкнуть и пару снимков получилось отменных. Погляди… Образина эта, – ткнул боцман в стоявшего у борта кавасаки пожилого матроса с узкоглазым надменным лицом – губы тонкие, трубочкой, – дюже знакома мне. Сдается, встречались лет сорок назад… Вот и подумал, что гость заморский по старым следам идет.

– Интересно… – протянул Ушинский, рассматривая фотографии. – Есть над чем подумать. Только при чем тут Горбатов, допустивший самовольные действия?

– Да кабы Миша не догнал да не нарушил, а упустил ту самую шхуну, ты бы его первый по головке не погладил. А?

Ушинский замолчал и выразительно поглядел на Демида. Тот на глазах оттаивал, даже взгляд помягчел.

– Дела-а, – отозвался он. – Если уж Иван вступился…

– Вот я и подумал, – подхватил Ушинский, – боцман-то прав: из двух зол меньшее выбрать трудно.

– Во всяком случае, погранвойска и в мирное время стоят на передовой. Они должны быть оснащены так, чтобы никакая дрянь не могла из рук вырваться, – сердито заметил Демид. – Для этого нужна не сегодняшняя, а завтрашняя техника…

– Кто тебе сказал, что ее у нас нет? Скоро получим корабль новой серии. Командиром первого корабля этой серии намечается капитан-лейтенант Плужников.

– Мишкин командир?

– Тот самый. Кстати, наиболее ярый защитник. Плужников меня, признаюсь, и доконал. Он своего помощника не защищал, однако и не осуждал. Зато в выводе был категоричен: потребовал оставить на корабле.

Ушинский снова умолк и вопросительно посмотрел на друга. Ситуация в самом деле парадоксальная: старший начальник отстраняет офицера от должности, а непосредственный – с ним не согласен.

– Полагаешь, твой капитан-лейтенант ошибается? – тихо спросил Горбатов-старший.

– В том-то и дело, дружище, что он прав. Мы ведь стареем и не хотим замечать, что молодежь давно во всем не хуже нас разбирается.

– Стареем, да не очень. На мою жилетку не надейся, она непромокаемая. Служи, пока держат, и не жалуйся… Ты что-то о снимках говорил. Прихватил?

– Конечно. Хочу нашим разведчикам предъявить.