Эдипов комплекс. Мама, я люблю тебя

Как я уже указывал, казалось, существовала взаимосвязь между характером мышления пациента и природой эдипальной пары, представленной в фантазии и отраженной в переносе в каждый конкретный момент. Обычно пациенту было чрезвычайно трудно устанавливать надлежащие связи в своей психике, думать самому. Вместо этого его «мышление» часто представляло собой странное слияние двух идей без смысловой связи между ними. Как мы видели в его сне, он часто представлял этот причудливый союз как желанный и даже возбуждающий. Подобно тому, как ему было трудно выносить всякое знание об обескураживающем характере родительских отношений (и он чувствовал, что его родители не могут выносить этого), для него оказывалось болезненным и пугающим сталкиваться с тем, что происходило в его собственной психике, и он был втянут в создание этих странных, отчаянных комбинаций, которые часто сопровождались возбуждением и всегда — ощущением одиночества.

Хотя я считал, что он не был способен надлежащим образом использовать проективные механизмы для сообщения своих чувств и тревог, временами он чувствовал себя вынужденным проецировать эти более отчаянные и беспорядочные функции в свой объект. В контрпереносе я ощущал их в форме принуждения делать банальные интерпретации или связывать вещи таким образом, чтобы это «подходило», но не ощущалось правильным, и это, как я знал, было бесполезно. Все это создавало эффект временного облегчения для нас обоих, в то же время увеличивая подспудное ощущение фрустрации и отчаяния.

Когда я был способен сопротивляться такому принуждению войти в мир сна и мог сохранять способность мыслить иным образом, хотя это иногда было трудно и болезненно, казалось, это укрепляло контакт пациента с реальностью и с его собственным внутренним миром.

Теперь я хотел бы обратиться ко второму случаю — молодой женщины, у которой эдипальная пара была представлена совершенно иначе и другой набор фантазий и тревог структурировал перенос. На мышление пациентки влияла потребность в постоянном внутреннем успокоении по поводу ее страхов быть отвергнутой или атакованной, и она пыталась заставить аналитика поступать соответственно.

Родители пациентки разошлись, когда она была совсем маленькой, и в ее детстве преобладали болезненные и трудные отношения с матерью — женщиной с серьезными психическими нарушениями. Мать критиковала и очерняла отсутствующего отца, обвиняя его во всем и оставляя всегда правоту за собой. Моя пациентка находилась под постоянным давлением принять такую версию событий, и всякая попытка добиться правды относительно того, что ей преподносилось матерью, могла вызвать злобный и яростный ответ. Постепенно пациентка начала осознавать степень нарушений матери и ту густую паутину лжи и искажений, в которой она выросла, но всегда боялась бросить ей вызов.

В то же самое время она занимала себя тайными фантазиями о своем отце, возвращающемся, чтобы спасти ее. Для нее было важно представлять, как он увидел бы, что она все умеет делать. Она ведь не только хорошо училась в школе, но еще и убирала дом и готовила еду. Он не мог не занять ее сторону и не признать, насколько плохой, жестокой и небрежной была с нею мать; он не мог не забрать ее с собой. Альтернативным сценарием событий, который она едва осмеливалась представлять, были мысли о том, что отец и мать «объединились бы в банду» и избавились бы от нее, сочтя агрессивной, мерзкой и грязной.

На сессии, предшествующей той, которую я опишу подробно, пациентка обсуждала знакомые трудности в отношениях со своим партнером, в которых она часто болезненно ощущала себя отвергаемой. Она занимала оборонительную позицию относительно собственного вклада в любую из проблем, и потребовалось время, прежде чем она стала способна признать собственные враждебность и негодование. В ходе сессии она стала защищаться меньше, и начала проявляться более сложная, реальная картина их взаимодействия. Казалось, она почувствовала, что что-то важное было затронуто, и ощутила некоторое облегчение.

На следующую сессию пациентка пришла с опозданием на несколько минут и подробно объяснила, что ее задержали обстоятельства, от нее не зависящие. Потом она сказала, что днем раньше нечто произошло, и был соблазн оттолкнуть это от себя; но потом она подумала, что ей следует поговорить об этом, особенно учитывая, что она не могла придумать ничего другого, о чем стоило бы поговорить. Пациентка описала, как была занята решением разнообразных задач и подчеркнула, как хорошо с ними справилась. Она смогла сохранять терпение и спокойствие со всеми людьми, с которыми должна была иметь дело. У ее партнера вечером была назначена встреча. Поскольку он был очень ограничен во времени, она приготовила хорошую еду, чтобы он мог перекусить в ее машине. Она была очень терпеливой, понимающей и никоим образом не возражала по поводу его ухода, несмотря на то что накануне очень мало с ним виделась.