Эдипов комплекс. Мама, я люблю тебя

Не было ясно, насколько пациентка осознавала конфликт, и определенно у нее имелись большие трудности с тем, чтобы выдерживать такой конфликт или амбивалентность, но не было сомнений в том, что аналитик был поставлен перед дилеммой. С одной стороны, присутствовало понуждение согласиться с точкой зрения пациентки — это казалось разумным, добрым и поддерживающим способом реакции для пациентки (или аналитика) и не содержало в себе очевидного вреда. Более того, казалось неэмпатичным и травмирующим предаваться сомнениям, что, возможно, рассматривалось бы как принятие стороны ее партнера, который относился к ней так плохо.

Однако я не имел сомнений, что такое давление отчасти было соблазнительным приглашением вступить с пациенткой в тайный сговор, что поддерживало бы фантазию о нас двоих, образующих интимную пару для исключения ее партнера, который выполнял функцию вместилища для всех нежелательных элементов.

И все же следует выдерживать дискомфорт неопределенности, возможности того, что любая поддержка или близость могут быть эротизированы и использованы подобным образом; иначе можно оказаться слишком подозрительным и отдаленным. Таким образом, конфликт пациента в значительной степени спроецирован в аналитика, который в результате сталкивается с тем, что кажется технической проблемой, но укоренено в «моральной» проблеме родителя — родителя, который в данном случае, похоже, приглашен присоединиться к отношениям тайного сговора, исключающим конфликт и сомнение и атакующим реальность.

Как и у первого описанного мной пациента, в данном случае можно было проследить, как ситуация разыгрывалась не только в переносе, но и внутри собственной психики пациентки. В обычной жизни, как и на сессии, она тратила много времени, убеждая себя в том, какая она хорошая, что на самом деле не совсем успешно парировало ее сомнения и подозрения, как и меня не вполне убеждало то расщепление, которое она демонстрировала. Хотя было очевидно, что пациентка имеет некоторое представление о собственной агрессии и провокационности, перспектива встретиться с правдой была связана с фантазией насильственного и жестокого отделения от объекта, в котором она нуждалась и от которого зависела, но который в сущности был не способен выдерживать ничего плохого.

У этой пациентки, в отличие от пациента, описанного ранее, первичные объекты в фантазии были дифференцированы друг от друга. Более того, существовало знание о них, объединяющихся в сношении, хотя она считала это знание рискованным и легко приводящим к катастрофе в случае возникновения каких-либо трудностей. Она была гораздо более способна соединять разрозненное в своей психике, хотя природа и степень ее тревоги, как только она сталкивалась с некоторыми внутренними трудностями, были таковы, что она прибегала к разнообразным и тонким уклонениям и отрицаниям — как внутренним, так и внешним. Одним из способов, которым она временами была способна использовать анализ, была интернализация отношений с объектом, который был способен выносить это, что приносило пациентке огромное облегчение. Поражало то, насколько ее собственное мышление становилось тогда более гибким и разносторонним. Она могла позволить собственным мыслям связываться более свободным и подвижным образом, без страха, что это сношение внутри ее психики приведет к покинутости. Это в значительной степени расширяло ее способность к пониманию, и в результате объекты, населяющие ее мир, становились более «трехмерными».

Третий случай имеет некоторое сходство с тем, о котором я только что говорил, хотя и содержит многочисленные важные отличия. Модель родительских отношений данной пациентки представляла собой насильственное, вторгающееся и потенциально катастрофическое взаимодействие, хотя и наполненное возбуждением. Она демонстрировала разнообразные техники ограждения себя от такого рода взаимодействия как внутри аналитического процесса, так и в своей внешней жизни. Любые попытки, которые я предпринимал, чтобы достичь ее, могли быть истолкованы как вторгающаяся и опасная угроза, от которой необходимо было уклониться. Эта конфигурация также существовала и в ее собственной психике, и пациентка часто испытывала потребность избегать выявления существующих связей, ограждая себя от тревоги и боли. В анализе она была способна разрешать эту проблему преимущественно посредством интенсивного проецирования потенциально опасных мыслей и понимания в меня; после чего она могла использовать знакомые и эффективные методы защиты себя от угрозы, которая теперь носила внешний характер.