Эдипов комплекс. Мама, я люблю тебя

Пациентка обратилась к лечению с рядом симптомов, включая довольно тяжелые проблемы сексуального характера, связанные с ощущением паники, которое сопровождало любую угрозу близости. В ее симптомах наступило значительное улучшение, но угроза интимного контакта, который она не могла контролировать, оставалась для нее проблемой. В анализе ее тревога выражала себя долгими паузами, осторожностью, с которой она раскрывала то, что было у нее на уме, и тем, как она была склонна отклонять интерпретации. В то же самое время у меня не было никаких сомнений, что она имела подвижный и активный ум и была глубоко вовлечена в анализ, который был для нее очень важен, хотя и редко признавался таковым.

Как раз накануне сессии, которую я хочу описать, пациентка впервые припомнила инцидент из своего детства — нечто, как она мне сказала, чему она не была непосредственным свидетелем, но о чем ей рассказали. Ей было пять лет, и она уже посещала школу, когда грузовик, везущий бойлер, потерял управление, пробил высокий и толстый забор перед их домом и остановился как раз перед гостиной, в которой в то самое время сидели ее мама и бабушка. К тому времени, когда она вернулась из школы, кран уже оттащил грузовик. После паузы она сказала, что ей пришло на ум, что если бы не толстый забор, то грузовик мог разрушить весь дом.

Это было примером образа, повторяющегося в материале пациентки и отражающего тревогу, которая выражалась в проблемах в отношении любой формы интимности. Существовал объект, вторгающийся насильственным и бесконтрольным образом (в том случае угрожающий матери и бабушке). Это иллюстрировало ее потребность в оградительном барьере, в том случае — толстом заборе, который предупредил катастрофу. Иногда она ощущала, что я не понимаю этого и пытаюсь подстрекать ее стать более незащищенной. Она часто убеждала себя, что в конце концов ей жизненно необходимо иметь такого рода ограждение, и вызывала в воображении образы того, что могло бы случиться с ее объектами (или с нею самой) в противном случае.

Появление данного материала именно в это время отражало тот факт, что пациентка ощущала себя немного безопаснее и позволила себе быть более открытой. Она начала новые сексуальные отношения и была способна говорить об этом на сессиях, но за этой ее большей досягаемостью последовали уход в молчание и усиление сопротивления.

Вскоре после этого она явилась на сессию, опоздав на десять минут, слегка задыхаясь. Она сказала, что извиняется за опоздание: у нее были дела, которыми нужно было заняться прежде, чем покинуть квартиру, и ей следовало отвести на них больше времени. Потом она замолчала. Я почувствовал себя несколько фрустрированным и печально подумал, что после стольких лет анализа она объяснила свое опоздание столь поверхностно и отстраненно. Когда она начала говорить опять, я внезапно вспомнил нечто, мною забытое, а именно что это был именно тот день, когда ее родители, совершая редкий визит в страну, должны были остановиться в квартире моей пациентки на несколько дней. Ее замечание по поводу дел, которыми нужно было заняться, содержало косвенную ссылку на это, а также на тот факт, что они прибудут раньше, чем она вернется со своей преподавательской работы.

Пациентка была чрезвычайно озабочена тем, что родители могут узнать о ее личной жизни, особенно о сексуальной жизни, а также об анализе (который она трактовала как нечто подобное с учетом мнения ее родителей). Для нее всегда было невозможно обсуждать с родителями какие-либо свои отношения; она описывала тщательно разработанные меры предосторожности, которые была намерена предпринять, чтобы скрыть всякие свидетельства ее сексуальности, такие как припрятывание пояса с подвязками и ночной рубашки с рюшами, полученных в подарок, в закрывающийся шкаф или на чердаке над ее квартирой. Пациентка была такой же скрытной в отношении своего анализа, и когда родители были у нее в гостях, а она не могла объяснить свое отсутствие, то, не колеблясь, пропускала сессии. В этот раз она тщательно разработала компромисс — посещать некоторые сессии, объясняя родителям свое отсутствие работой, и пропускать другие. Я считаю, что здесь имела место фантазия, что оба родителя, каждый по-своему, чрезвычайно любопытны и активно вторгаются в ее жизнь, особенно сексуальную.

Эти темы никогда открыто не упоминались внутри семьи, хотя пациентка сообщала, что в семье существовала в высшей степени напряженная атмосфера и каждый член имел подозрения и фантазии относительно того, что происходило. Конечно, это отражалось в анализе, где было сложно находить способы говорить о каких-либо интимных вопросах. Наоборот, на меня оказывалось давление, чтобы я выдерживал ситуации, в которых производные этих ранних конфигураций появлялись в психике пациентки и моей собственной, но их нельзя было никак затронуть напрямую или открыто.