Эдмонд Гамильтон.Сборник ранних произведений

Мы добрались сюда без всяких происшествий и провели весь день, исследуя это место. В глубине острова, в самом его центре, мы обнаружили небольшое зелёное плато, слегка возвышавшееся над остальным ландшафтом. Плато было совершенно пустое и безлесное, а на его краю стояла старая бревенчатая хижина. Если закрыть глаза на дырявую крышу, хижина имела вполне сносное состояние, так что мы решили остаться в ней, а в качестве дополнительной защиты от непогоды растянули на крыше нашу палатку. Нам понадобился всего лишь день на то, чтобы прибраться в доме и разместить в нём наши незатейливые пожитки — и на этом все приготовления были закончены. С тех пор прошло каких-то три недели.

В последующие дни мы вовсю наслаждались рыбалкой, купанием и просто бездельем. Время от времени я бродил по острову в поисках неуловимого древесного клеща, а ещё мы каждые несколько дней выбирались на большую землю. Словом, вопреки ожиданиям, нам было не так уж и скучно. После трёх лет нью-йоркской жизни тишина этого места оказала на меня и Хэнли умиротворяющее действие. А затем, через двенадцать дней после нашего прибытия на остров, грянула беда.

Для нас это было как гром среди ясного неба. В тот вечер я и Хэнли засиделись допоздна: мы курили и обсуждали ту новую зелёную комету, приближение которой начало заполнять газеты статьями по астрономии. Растянувшись на траве перед хижиной, мы смотрели на усыпанное звёздами небо и вели разговор о комете, когда Хэнли вдруг замер на середине фразы и вскочил на ноги. Со странным выражением он повернулся ко мне и спросил:

— Ты это слышишь?

Я напряг слух, но ничего необычного не услышал. А мгновение спустя тоже уловил этот странный гул — мощный, глубокий, чем-то похожий на урчание огромной машины. Казалось, он раздаётся прямо над головой. С каждой секундой он делался всё громче и громче, всё ближе.

— Может, самолёт? — предположил я, взглянув на Хэнли, но мой друг лишь покачал головой. С хмурым интересом он продолжал прислушиваться к нарастающему гудению.

Я понимал, что Хэнли прав: на подобные звуки не способен ни один самолётный двигатель. Однако я не имел ни малейшего понятия, что ещё это может быть. А затем почти прямо над нами я заметил небольшой чёрный кружок, который заслонял собой звёзды и при этом увеличивался.

Он увеличивался с немыслимой быстротой, разрастаясь во все стороны и поглощая одну звезду за другой. Жужжание меж тем достигло чудовищной громкости. Если бы не этот гудящий звук, я бы мог решить, что к нам спускается воздушный шар или парашют. Но это явно было не так. Чем бы оно там ни оказалось, оно опускалось с весьма приличной скоростью, и, чем меньше ему оставалось до земли, тем сильнее меня охватывал смутный, неосознанный страх. Я сделал несколько торопливых шагов в сторону хижины. Затем, услыхав восклицание Хэнли, оглянулся. Я сделал этот как раз вовремя, чтобы увидеть, как непонятный объект приземляется на плато.

Это был конус. Гигантский конус из гладкого металла. Он стремительно рухнул вниз и, не вызвав даже малейшего сотрясения почвы, замер на своём огромном основании. Его вершина по-прежнему указывала вертикально вверх. В высоту, от основания до вершины, конус достигал, должно быть, пятидесяти футов, а на его гладких боках не было заметно никаких проёмов или выемок. Громкое гудение резко оборвалось.

Хэнли сделал быстрый шаг в сторону конуса. Его лицо светилось любопытством. Я крикнул, чтобы он вернулся, и бросился следом за ним. А потом буквально за долю секунды вся сцена стремительно изменилась. Со стороны огромного конуса донёсся какой-то щелчок, и в нашу сторону ударила вспышка яркого белого света. Тот обрушился на меня с ошеломляющей силой, словно удар здоровенной дубиной, и мир погрузился в непроглядную черноту.

Когда я вернулся в сознание, моя голова всё ещё болела от удара, а на лицо падал яркий утренний свет. Первый же взгляд, брошенный по сторонам, сообщил мне, что я лежу на полу хижины. Рядом со мной, по-прежнему без сознания, растянулся Хэнли. Ещё через пару секунд я обнаружил, что мы оба прикованы к стене с помощью коротких металлических цепей и кандалов, защёлкнутых на правой ноге каждого из нас.

До моего слуха доносились звуки кипевшей на плато бурной деятельности: стук, звон, лязг. Время от времени снаружи раздавалось громкое шипение, словно из чего-то стравливали избыточное давление. Впрочем, я до поры не обращал на это особого внимания, направив все силы на то, чтобы привести в чувство моего друга. После нескольких жёстких тонизирующих мер с моей стороны Хэнли открыл глаза, и я помог ему сесть. Его глаза распахнулись ещё шире, когда он остановил их на цепях, что приковывали нас к стене, и когда его слух уловил загадочные звуки, раздававшиеся снаружи. Он снова посмотрел на меня, и где-то минуту мы просто сидели на полу и таращились друг на друга. Затем, прежде чем мы успели обменяться хотя бы словом, дверь хижины резко распахнулась, явив нам одинокую фигуру.