Едрит твою через кочерыжку... Или фемина против мракобесия

– Ещё мужчины начерпали густого ила со дна луж на пересыхающем болоте, что за нашим посёлком. Там, где пасут волов и овец. Субстанция густая, грязная и вонючая. Под неё пришлось собирать ящики вроде купели, но поменьше. А то не поднять. Как раз сейчас три таких сгружают с кораблика, на котором меня привезли. Надо придумать, каким образом его в почву вносить.

– Забей! – отмахнулся от меня Ылш. – Нам в подобных делах не сравниться с потомственными земледельцами, которые с рождения работают на земле. Ты сюда надолго?

– Думаю, навсегда. У меня со жрецами полный разрыв. Решили меня, понимаешь, осчастливить всем кагалом. Обычай у них такой: женщина в храме обязана, видишь ли, в качестве жертвы Инанне отдаться жрецу по его первому требованию. А я не согласилась. Насилу вырвалась. Пришлось расчистить себе путь: одному коленкой заехала по бубенчикам, второму хорошенько звезданула нунчаками, а остальные прочухаться не успели, как меня и след простыл. Домой пробиралась огородами. Подружки спрятали. Кстати, твоя жёнушка с сестрицей, да Юи в придачу. Остальным я и не показывалась. Кто знает, как они отнесутся к непокорной? А так – средний сын старосты, когда пошёл сюда на втором деревянном судне, взял меня матросом в один конец. А обратно хочет тебя с собой пригласить.

– И где он прячется? – усмехнулся Ылш.

– К маме побежал. С середины лета не виделись. А он себе девочку присмотрел на Хабуре. Хочет посоветоваться насчёт женитьбы. В тех краях за невесту принято платить.

– Мальчишке же всего четырнадцать, – удивился мой собеседник.

– А что поделать? Обычаи такое непотребство даже поощряют, – я пожала плечами. – Половую жизнь начинают очень рано. Девушки – как падёт первая кровь. Ну, а юноши – как только, так сразу. Ылш, представляешь, – верховный жрец каждый год женится на девственнице, которых для него специально растят в храме и сохраняют в неприкосновенности. Учат молиться, врачевать, да и вообще всякому-разному.

– То есть создают некую общность просвещённых дам, – кивнул он, иронизируя.

– Ишь, как заговорил. Дам, не дам… Твои высокомудрые измышления, господин хороший, далеко не каждому «смерду» ведомы. Ты человек или калькулятор? – возмутилась я такой оценке. – Ты что, со своей Тэрой ночами занимаешься аналитическими упражнениями?

– Жарко у нас в Шумере. Только зимой и порадуешься тёплому телу, готовому согреть. В остальное время лежим рядом и рассказываем друг другу разные интересности. Я ей про тангенсы, а она – про цвет человеческой печени. Это ты просила её помогать тебе при вскрытиях?

– Самый наглядный способ изучения анатомии, – пожала плечами я. – Заодно – возможность разобраться в истинных причинах смерти. Сам понимаешь – прижизненная диагностика не всегда позволяет верно выявить недуг. А местные на удивление спокойно относятся к виду человеческих внутренностей. Привыкли к жертвоприношениям или разделке туш. У меня ведь, как и пристало практикующему медику, уже есть своё персональное кладбище. Не всем удаётся помочь. И родственники умерших обычно не возражают против того, чтобы я воочию убедилась в причинах их ухода от нас в мир иной. Некоторые даже присутствуют и вопросы задают. У нас там вроде культурного центра – люди тянутся к интересному от однообразия повседневности. Имею в виду соседей. Свои и так не скучают. Так что тут у тебя с повозками?

– Три небольшие арбы собрали с колёсами диаметром по полтора локтя. И на этом железо у меня закончилось. Деревянную часть делали здешние мужчины, и помогали мне с ободьями и втулками. Они ведь сплошь и плотники, и столяры. Ты не знаешь, как устроен хомут? А то я с гужевой упряжью никогда дела не имел, – полюбопытствовал Ылш. – Все эти постромки и прочие верёвки для меня предметы абстрактные. Но ведь неспроста же их придумывали!

– Хомут – нечто вроде деревянного кольца, обшитого кожей. За него лошадь и тащит телегу. В нашем случае – осёл. То есть не шеей тянет, а плечами и грудью, – напрягла я память. – И ещё оглобли скреплены дугой, чтобы не расходились в стороны. Вот они и должны скрепляться с хомутом. А вес оглобель принимает на себя маленькое седло, оно так и называется – седёлко.

– Спасибо, – кивнул мне брат-попаданец. – А то в одну голову только сплошные сомнения лезут. Не с кем мне здесь словечком перекинуться. Глянь! Повозку к первому колодцу тянут. Пошли, посмотрим, как они будут удобрения вносить.

И мы потопали к общинникам, занимавшимся ирригационными работами. Я-то думала, что они будут ил разбрасывать по пашне, а эти умельцы поставили ящик с илом на центральную оросительную канаву и ну заливать ящик водой из колодца. Вода, перебаламучиваясь с илом, стала растекаться по пашне, пока не покрыла её вместе со всходами. Таким образом ил практически равномерно распределился на посевных угодьях.

– А я думала, что они этот ил разбросают по поверхности! – воскликнула я удивлённо.