– Но когда я узнал о ней побольше, – продолжал Кейн, – я понял, что это сильная, властная женщина. Она любого солдафона способна заткнуть за пояс. Ну, ты понимаешь, о чем я, да? Она полноправный член нашей семьи.
Я ни черта не мог понять, откуда у него появились эти мысли, но и спрашивать не стал. Мне хотелось, чтобы Кейн поскорее выговорился и заткнулся.
– Если ты женишься на ней, она станет Барсетти.
«О какой свадьбе он говорит? – пронеслось у меня в голове. – Я даже и слова такого никогда не произносил».
– А мне бы очень хотелось, чтобы она взяла нашу фамилию.
Кейн снова потер ладони и уставился на свои руки.
– Видишь ли, нас становится все меньше. Настанет день, и вообще кранты. А Перл – это все же пополнение. Она только усилит нашу семью.
Когда до меня дошли слова моего брата, я не смог сдержать изумления. Эта мысль давно уже не покидала меня. И Кейн не просто любил мою Пуговицу – он хотел, чтобы она стала частью нас.
– Она могла бы стать мне сестрой. И родить тебе детей. Тогда наша семья стала бы еще больше. Когда-нибудь нас станет много… – Кейн пожал плечами. – Ну, как-то так.
– А ты-то чего тогда не женишься, если тебя так беспокоит этот вопрос?
– Да не люблю я никого.
Кейн развалился на диване и скрестил руки на груди.
– Я еще не встретил женщину, которая смогла бы вытерпеть меня. Мне только бы дырку какую-нибудь, и всего делов. Если встретится настоящая женщина, то задницей клянусь, что женюсь, не раздумывая. Но, как ты сам понимаешь, такие, как Перл, на дороге не валяются. Так что вряд ли…
Да, Пуговица была яркой, привлекательной женщиной. Едва услышав ее голос, я решил, что она непременно должна стать моей. Что-то было такое в ее взгляде, какой-то мерцающий огонек, что влек меня к ней. И если сначала я думал о том, как причинить ей боль и страдания, то теперь помышлял лишь о том, как защитить ее. Я сам оказался в ее власти – Перл даже и не подозревала, насколько велико ее влияние.
– Такую женщину единственный раз в жизни встречаешь… – сказал я.
– Так зачем тогда ты гонишь ее от себя?
Мы уже обсуждали эту тему, но, видимо, мне надо было еще раз объяснить очевидное.
– Кейн, пойми ты, наконец, – мы не можем никого любить. Как только это случается, человек умирает. И ты это отлично знаешь. И я знаю. И это непреложный факт.
– Мне кажется, что она весьма дорога тебе. А что это может означать?
Ответ был очевиден, но, чтобы не произносить его вслух, я стал прихлебывать из стакана. – Ты давно любишь ее, а она – тебя, – продолжал брат. – Ты можешь говорить об этом или молчать, но факт есть факт. Ты доказал это уже миллион раз… Да вон, хоть вчера, когда покрошил в капусту людей Боунса. Просто признай, что она вошла в твою жизнь, причем не на время, а навсегда. А если будешь обманывать сам себя, кому от этого станет лучше? Будь мужчиной, Кроу.
– Мужчиной?
– Да, – отрывисто отозвался Кейн. – Настоящий мужчина никогда не лжет о своих чувствах. Он открыто признает свою любовь, даже понимая, что его враги могут попытаться причинить ему зло. Смелость обязывает тебя идти и сражаться, как бы то ни было. Мужество обязывает тебя не бояться признать свою любовь, даже если ты понимаешь, что всему есть свой конец. Это и делает мужчину мужчиной, Кроу. А твоя позиция просто смехотворна и достойна презрения. Вот что я хотел тебе сказать…
Пуговица перевернулась на другой бок и натянула на плечи одеяло. Было свежо. Она еще не проснулась. На лице ее было выражение внутреннего покоя. Темные волосы разметались по подушке. И хотя Перл была некрупной женщиной, ей удалось каким-то образом занять большую часть постели.
Она протянула руки и стала шарить по простыням, как бы ища чего-то. Не найдя искомого, она еще дальше вытянула руки и разочарованно вздохнула.
Не в силах наблюдать за ее переживаниями, я скользнул к ней под одеяло. Как только ее пальцы нащупали мою грудь, она слегка помяла мою кожу и потянулась ко мне.
Я нашел ее руку, и наши пальцы сплелись воедино. Ее пальчики были мягкими и казались совсем маленькими, почти в два раза меньше моих. Она никогда не красила ногти, – что было нехарактерно для женщины. Ее внешность отличалась простой и спокойной красотой. Перл почти не пользовалась косметикой, потому что и так была хороша. Великолепные глаза и чистая, гладкая кожа красили ее куда лучше, чем помады и пудра.
Я смотрел на ее густые ресницы, ожидая, когда они шевельнутся. Вот-вот моя королева, хозяйка моего поместья должна была открыть глаза, чтобы встретить новый день. Она проспала больше двенадцати часов, а что вы хотите после такого сумасшедшего дня, что ей пришлось пережить вчера! Я пытался убедить ее отправиться в больницу, но Перл упорно отказывалась, говоря, что это излишне.
Наконец она проснулась. Ее ясные, дивные глаза блеснули, словно два драгоценных камня. В них, все еще обращенных в мир сновидений, отражались тайна и страсть. Красота Перл была столь удивительна, что иногда казалась неземной.