Я произнес эти слова искренне, и мне было плевать, если нас увидит прислуга. Пуговица действительно была королевой, и я примирился с фактом того, что не всегда буду главным в наших с нею отношениях. Иногда диктатором выступать будет и она…
Перл все еще не отошла от шока. Раньше она говорила мне всякие неприятные, грубые вещи, от которых буквально вяли уши, кусалась и царапалась. Но чтобы поставить меня на колени… Через мгновение она сказала:
– Я прощаю тебя.
Обедали мы на террасе, как и обычно, благо погода была превосходная. Дул вечерний бриз, а воздух в это время года не был слишком влажным. Пуговица очень любила быть на открытом солнце. Даже сидя дома, она все равно постоянно сидела на балконе, чтобы быть поближе к природе и ее дарам.
– Спасибо за обед, – сказал я. – Очень вкусно.
Конечно, ничья стряпня не могла сравниться с искусством Ларса, но усилия Перл были достойны уважения. Ведь что более сексуального для мужчины может сделать женщина? Правильно – приготовить ему обед. До этого момента у меня даже и желания-то такого не возникало. А тут я буквально завелся при мысли о том, что Пуговица сознательно решила пойти на кухню.
– Мне приятно слышать это. Я понимаю, что повар из меня пока еще тот, но через пару-тройку месяцев под руководством Ларса я смогу сделать кое-что получше.
Вместо ответа я отпил из бокала.
– Определенно, это не так просто, как какие-нибудь макароны с сыром, – сказала Перл и усмехнулась.
– Никогда не ел такое.
– Никогда не ел? – с крайним удивлением спросила Перл. – Серьезно, ни разу?
– Ну, я ел пасту с пармезаном. Но с американской версией не знаком.
– Это довольно вкусно. Я обязательно тебе приготовлю.
Не могу сказать, что я пришел в восторг от ее предложения.
– Может быть…
Но если Перл действительно приготовит для меня это блюдо, придется заткнуться и есть. Но мне эта затея совсем не нравилась. Европейская еда казалась мне гораздо вкуснее американской – та была несвежей, напичкана пестицидами, а на вкус… У меня же Ларс каждое утро отправлялся на рынок в ближайший городок, где и закупалась вся провизия. Большая часть зелени и овощей обычно собиралась за день до продажи.
Теперь, когда обед был закончен, я начал подумывать о своем любимом занятии. Когда я приехал, то вместо секса мы стали лаяться и ругаться. Но после сытного обеда Пуговица выглядела еще более соблазнительной, и я отлично знал, что будет дальше.
Перл встала из-за стола и подошла по бетонной дорожке к извилистым стволам деревьев. Сумерки уже сменились ночью, и свет от фонарей затмил сияние звезд над нашими головами.
Я удивленно приподнял бровь. Перл протянула ко мне руки:
– Потанцуй со мной.
Я услышал ее слова, но их смысл до меня не дошел. В последний раз я танцевал с женщиной так давно, что уж и вспомнить не мог. Но вот передо мной стояла Перл и просила станцевать с нею под неслышные звуки музыки. Будь на ее месте другая, я бы просто развернулся и ушел, не оборачиваясь. Но то возбуждение, что выражал ее взгляд, и улыбка тянули меня к ней, словно магнит.
Я подошел к ней и взял ее руку в свою. Другая рука легла ей на талию, и я медленно повел ее по импровизированному, залитому светом фонарей танцевальному полу. Я легко подхватил ритм, но я подозревал, что такая уверенность передалась мне от моей партнерши. Она хотела танцевать, и я, черт возьми, готов был подарить ей лучший танец в ее жизни.
Она улыбнулась, и я понял, что попал в точку.
До этого у меня не было романтических отношений, но вот в паре со мной кружилась женщина, которую я обожал. Я сказал ей всего три коротких слова, которые поклялся никогда не произносить… и теперь я держал ее в своих объятиях. Такого счастья мне никогда не доводилось испытывать, и, признаться, от этого было несколько страшно.
Страшно оттого, что если бы я потерял ее, то и моя жизнь закончилась бы.
Перл придвинулась ко мне ближе и прижалась лбом к моей голове. Она не отрывала взгляда от моих губ, но не целовала их. Полностью растворившаяся во мне, она была одержима своей любовью и нежностью. Ее любовь ко мне проявилась гораздо раньше, чем она призналась в ней, и мне нравилось видеть отблеск этой любви в ее взгляде.
Мною овладело какое-то сверхъестественное чувство, и я стал тихонько напевать. Я пел по-итальянски, я выпевал серенаду для женщины, что была в моих объятиях. Это была старинная любовная песенка, которую я слышал в своей родной деревне, где вырос. Тогда я был слишком мал, чтобы понимать, что значит любовь… А когда стал взрослым, то и вовсе оставил надежду, что это чувство станет мне доступным.
Однако я ошибался.
Пуговица несколько отстранилась и заглянула мне в глаза. Она внимательно вслушивалась в каждое слово, хотя и не понимала итальянского языка. Я пел гораздо ниже, чем было в оригинале, хотя, впрочем, Перл все равно не знала этой песни. Не то что я был хорошим певцом, но все же у меня получалось неплохо. В глазах Перл показались слезы, в которых дрожали блики от светильников. Они напоминали блеск звезд или свет небес…