В первый же вечер мы пьем вино втроем в комнате Этери и разговариваем о планах. Она предельно серьезна и спокойна. Из-за ухода Жени СМИ просто сходят с ума и вываливают на нас всех тонны мусора. Они считают Этери железной и черствой. Никто не знает про то, как она плакала и приходила в себя. Никто не знает про письмо, которое она хотела показать людям, но мы все ее отговорили. Мне было страшно, что Этери сломается. И мы выбрали молчаливую оборону. Как ни странно, именно Этери засыпает первой, почти вырубаясь на полуслове. Мы с Сергеем переглядываемся и укрываем ее пледом, а потом уходим по комнатам.
Я лежу в тишине, прислушиваясь к звукам из соседнего номера, чтобы вернуться, если Этери проснется и не сможет заснуть. Но она спит, а я думаю о ней.
Мне видится сон о том, как великие люди, которые совершали подвиги во имя своей страны, страдали от того, что их не принимали. Гений за гением, открытие за открытием, пока наконец это не становилось невыносимым.
«Вот Колумб ! Над ним глумились когда-то даже уличные мальчишки — он ведь хотел открыть Новый Свет! Он и открыл его! И звон колоколов встречает торжественный въезд его, но колокола зависти скоро заглушают этот звон, и вот того, кто открыл Новый Свет, как бы поднял золотой Американский материк со дна моря и подарил его своему королю, — награждают железными цепями! Он велит положить их с собою в гроб, как знаменательное выражение благодарности света и современников.
Картина сменяет картину; никогда не пустеет тернистый путь славы…»
И где-то там, в самом конце пути, мне видится и такой знакомый портрет с самым ценным золотом на нем.
Я просыпаюсь, прислушиваюсь к птицам за окном и выбегаю из номера. На прошлогодней клумбе ирисов стало еще больше, а их хозяйка все также сидит на лавочке, словно ждет . Женщина узнает меня и разрешает снова набрать букет.
—Я болела за вас на Олимпиаде,—вдруг говорит она.—Расскажите это, когда подарите ей цветы.
Я киваю, прижимая к себе букет и понимая, что денег с меня не возьмут. Но эти ирисы от чистого сердца за наш труд греют меня сильнее всего.
Я бегу в корпус, надеясь застать Этери в номере. Распахиваю дверь и смотрю на ее силуэт на фоне окна. И на секунду мне кажется, что она—не человек.
Этери поворачивается ко мне, делает шаг вперед, а потом вдыхает запах ирисов, которые вымазывают ее щеки пыльцой. Она смешно чихает и улыбается так невероятно, что мне хочется летать.
POV Этери
От меня уходят ученики, а я пытаюсь смириться с некоторыми вещами в своей жизни. Я просто учусь не чувствовать боли и того, что мешает двигаться дальше. После того, как Женя уезжает в Канаду, я учусь заново доверять людям. И это сложно.
Эдуард пытается найти нужные слова, но он не знает меня на столько, чтобы понять: мне нужно время. И покой.
А еще много работы. После того, как Даня увидел мою слабость, я поняла, что могу не притворяться больше рядом с ним. Для этого и существуют друзья. Аксенов хорошо подходил для физической разрядки, а с Даней было невероятно легко работать.
Но чем больше проходит времени, тем чаще я ловлю себя на мысли, что рядом с Даней все просто и хорошо. Он приносит мне кофе, поддерживает все необходимые идеи и берет на себя нужные заботы.
А еще он уже два года подряд дарит мне в Новогорске ирисы. Когда в этот раз Эд приезжает и хочет избавиться от цветов снова, я отправляю его спать к себе в номер. Он обиженно уходит, а мне даже не стыдно. Ирисы распускаются так быстро, что я и так не успеваю ими насладиться хотя бы раз в году.
К тому же из всех эмоций теперь самой главной кажется усталость.
Я просто устала и делаю свою работу.
Прямо со сборов уходит Даша. Но у меня нет сил ее удерживать. Даня пытается что-то уладить, но после сдается.
—Все люди когда-нибудь уйдут от меня,—обреченно говорю я Дане.
—Я никогда не уйду,—говорит он.
И в Данином голосе столько уверенности, что я сдаюсь.
Контрольные прокаты проходят напряженно. Юниоры нравятся всем, а Алина падает. И я стараюсь не слушать то, что шепчут за нашими спинами.
Одноразовые чемпионы.
Тренеры для малолеток.
Женя проходит мимо и смотрит на нас, как на пустое место. Все слова, которые мне когда-то хотелось сказать ей для примирения, застревают на уровне горла. Она тоже падает. Лед слишком скользкий для любых амбиций.
Юниорки выигрывают Гран-При за Гран-При. Алина устанавливает рекорды в Германии. Я вывожу свою чемпионку в первый раз после закрытия сезона. Мне хочется верить, что все еще впереди. Но пока в свободное время я больше сплю, чем что-то делаю. Алина гуляет сама по себе, а я провожу в номере все свободное время.
Гран-При Хельсинки мы тоже выигрываем. Даня рядом и лечит меня чаем с лимоном от простуды. Он приходит ночью, когда я захожусь от мучительного кашля и заваривает мне какие-то порошки.
—Извини, что разбудила,—говорю ему в конце концов.—Эти стены слишком тонкие.
Даня качает головой:
— Я все равно не спал.
Мне хочется, чтобы он остался, но я не могу об этом просить. И молчу. Но Даня все равно остается, даже без слов. И болезнь постепенно уходит.