Ее звали Ева

Она, конечно, догадывалась, что Стивен безумно рад возможности оценить ее состояние, но никак не предвидела, что он будет столь нетерпелив и не устоит перед соблазном урвать кусочек ее богатства уже сейчас. Она думала, он изъявит желание заняться вложением ее капитала или, может быть, даже сделает предложение руки и сердца. Каково же было ее удивление, когда обнаружилось, что от случая к случаю Робинсон приворовывает. Неужели он так бедствует? И что он делает с украденным – закладывает или продает? Или таким образом просто издевается над ней? Пожалуй, это более вероятно. Ломая голову над причинами поступков полковника, она все больше склонялась к выводу, что он считал ее легкомысленной, думал, что она беспечна в отношении унаследованного богатства и никогда не заметит пропажи. Робинсон презирал и ее саму, и ее образ жизни.

Она поняла, что он подворовывает, после его второго или третьего визита, когда не нашла одно из серебряных колец для салфеток георгианской эпохи. На мгновение ей подумалось, что оно закатилось под стол, когда она снимала скатерть, или она отложила его, чтобы потом начистить. Однако его отсутствие она тогда отметила, а когда после очередного визита Стивена не увидела на своем месте мамину маленькую игольницу в виде совы, которая всегда стояла на столике с инкрустированной поверхностью, пришла в недоумение. А потом улыбнулась сама себе.

Что ж, хочет поиграть, поиграем. Но самых ценных вещей он не получит.

Самые дорогие из своих ювелирных украшений Эвелин спрятала под половицы в длинном стенном шкафу у камина в спальне, коллекция нэцкэ ее отца была заперта в застекленном шкафчике. Серебряные кувшинчики для сливок она убрала вглубь буфета, но по поводу столового серебра заморачиваться не стала: он видел, что она пересчитывает ножи и вилки, когда достает их и кладет обратно в специальный самшитовый ящик. Не беда, если стащит пару серебряных чайных ложечек или что-нибудь из стаффордширского фарфора. Она это заметит и добавит в свой список его проступков и преступлений, что лишь укрепит ее решимость разделаться с ним, когда настанет час.

– Сегодня вам не встретились велосипедисты или наездники? – спросила Эвелин, проверяя температуру в духовке, в которой выпекался йоркширский пудинг. – Обычно их часто можно видеть в погожее воскресное утро, как это.

– Нет, никого не видел. Кроме меня, во всей округе не было ни одного человека.

Робинсон поставил на стол чашку и пальцами принялся барабанить по глянцевым папкам с отчетами.

– Я и не представлял, как много у вас в доме антиквариата и прочих ценностей. Вам правда не страшно жить здесь одной?

– Пока было не страшно. Думаете, я должна чего-то бояться?

– Послушайте, я не пытаюсь вас напугать, но меня беспокоит, что вы постоянно одна в доме, который напичкан ценнейшими предметами.

Робинсон взял один из отчетов, полистал его:

– Одних ювелирных украшений на тысячи фунтов. А вы такая легкая мишень. Хоть бы в сейфе их хранили.

Сложить все мои драгоценности в одно место, чтобы тебе было проще их унести? Эвелин стояла спиной к полковнику, замешивая тесто:

– Я всегда как следует запираю дом на ночь и, когда ухожу, тоже. И еще у меня есть сигнализация.

– Ерунда. Случайных грабителей сигнализация, конечно, отпугнет, но, если кто-то вознамерится вломиться к вам с определенной целью, это их не остановит. Они сразу увидят, что вокруг ни души, кричи не кричи, и исчезнут задолго до приезда полиции.

– Но у меня и оружие есть.

Стивен рассмеялся – правда, отнюдь невесело. Иронически хохотнув, он с издевкой воскликнул:

– Ну это меняет дело! Правда, можно нарваться на неприятности, стреляя во все подряд. Бывали случаи, когда хозяев дома судили за нападение на грабителей.

– Я буду крайне осторожна. В Женском корпусе я прошла хорошую подготовку, да и потом, ружьем я владею, можно сказать, с детства. На фазанов охотилась и прочую дичь.

– Одно дело – стрелять в фазанов, другое – в людей. Это разные вещи, – Робинсон глотнул кофе. – Теперь я вас смутно припоминаю. Сначала не узнал, но постепенно вспомнил. В Бад-Нендорфе вы были робкой девчонкой, да? Я все гадал и гадал, кто ж вы такая, но теперь, кажется, вспомнил. Вы там служили недолго, да?

– Да, я довольно быстро уволилась. Не совсем по мне была работа. Я знала, что в другом месте смогу принести больше пользы.

А я все думала, когда же ты вспомнишь и что именно?

Эвелин глянула на подставку с ножами у плиты «Ага». Они все были недавно остро наточены. Ей не хотелось отходить от своего тщательно продуманного плана, но кто знает, к чему приведет эта беседа.

– Да, точно, – Стивен ткнул в нее пальцем. – Вас звали… ну-ка, ну-ка? – он щелкнул пальцами. – Ева. Как-то так. Не Эвелин. Точно Ева. Миниатюрная блондинка, задававшая слишком много вопросов по поводу нашей работы.

– Возможно.

– Вы ушли по какой-то мутной причине, да?

Значит, деталей он не помнил.