Ее звали Ева

– Да. Нил отогнал их в Черт, – это я его попросила, мне сегодня свидетели не нужны. – Сказал, что сырая зима очень плохо отразилась на их ногах, а некоторые еще и фасциолезом заболели. Вряд ли он снова сюда вернется. А жаль, мне всегда нравилось, что здесь пасутся овцы с ягнятами.

– Вы ничего от того не выигрывали, если хотите знать мое мнение. Если земля не сдана в аренду, сразу можно выставить ее на торги, когда настанет благоприятный час. Арендаторы вам сейчас нужны здесь меньше всего.

Эвелин не ответила. Возле кустов рододендрона она заметила фазана, клюющего подснежники и, прицелившись, выстрелила. Есть! И ни одно перышко не испорчено!

Стивен вздрогнул от неожиданности, но быстро обрел самообладание:

– Отличный выстрел! Я думал, вы уже утратили сноровку. А вы метко бьете!

– Да я теперь редко охочусь. Разве что в сороку когда пульну, если она докучает цыплятам. Ну и, разумеется, время от времени стреляю фазанов. Но папа говорил, что я прирожденный стрелок.

Стивен направился к поверженной птице.

– Не надо, пусть лежит, – остановила его Эвелин. – На обратном пути подберем. Потом я дам ему повисеть несколько дней. Или вы хотите взять его с собой домой?

– Боюсь, в поезде это будет смотреться несколько эксцентрично, вы не находите? Джентльмен со связкой фазанов под мышкой. Нет уж, увольте. Если не возражаете, я лучше почитаю «Санди таймс».

– Дело ваше, – рассмеялась она. – Хотя и впрямь будет забавно, если у вас из карманов будут торчать фазаньи перья, когда вы сядете в поезд. Лучше оставить дичь здесь, пусть немного повялится. Не представляю, как вы станете потрошить и ощипывать птицу в своей лондонской квартире.

– Пожалуй. Для Долфин-Корта это было бы слишком по-деревенски.

Неспешным шагом они добрели до решетчатой калитки и вышли на поле у реки. Стивен махнул в дальний конец:

– Знаете, близость реки существенно добавляет ценности вашему участку. Чего стоит одно только право на рыбную ловлю, особенно если подчистить дно, чтобы сюда заплывала форель! А может, лучше подумаем о том, как распорядиться всем поместьем в целом? Вы позволите мне еще раз взглянуть на цифры, когда мы вернемся в дом?

– Это было бы чудесно. Пока вы будете развлекаться хитрыми расчетами, я сварю картошку. Ваша помощь неоценима.

Робинсон теперь часто прибегал к собирательным местоимениям «мы», «нам», «наше», – видимо, уже считал, что ему по праву принадлежит доля ее имущества. На минувшей неделе схватил ее за руку и заявил: «Мы с вами могли бы стать отличной командой». Не совсем, конечно, предложение руки и сердца (хотя, как она подозревала, такое предложение еще могло слететь с его тонких сухих губ), но это доказывало, что он уверен в себе и в ней и не догадывается о ее планах. У Эвелин он вызывал отвращение. Она взглянула на него. Робинсон обозревал поля взглядом владельца, словно в ее поместье ему уже принадлежали каждая травинка, каждое дерево, каждый акр земли. Сегодня самое подходящее время, решила она.

– Так, чтобы подстрелить пару фазанов, нам лучше двинуться туда, где растительность повыше. В открытом поле фазанов мы не найдем, – Эвелин повела полковника к роще, известной под названием Край-Марли, где среди ольховых деревьев, кустов боярышника и зарослей куманики высились пышные ели. – В тех непролазных дебрях фазаны любят прятаться и ночевать. Наверняка сейчас выпорхнут.

И этот охотник на пленных людей, а не на диких зверей и птиц покорно последовал за ней, пошел подле женщины с ружьем. Когда они приблизились к роще, из кустов внезапно выскочила косуля. Она помчалась по полю и вскоре слилась с бурой листвой прошлогоднего орляка и высокой травой. Робинсон проводил ее взглядом и, когда подпрыгивающий белый хвост исчез из виду, сказал:

– Вы и на косуль охотитесь?

– Обычно нет. Только если их становится слишком много, – отвечала Эвелин, ведя его в самую глубь чащи. – Или если приходится избавлять от мучений раненое животное. Недавно, например, одна косуля застряла в ограждении. Если у них серьезные повреждения и маловероятно, что они поправятся, я их пристреливаю. Не люблю оставлять раненых животных на съедение лисам и воронам.

И тебя прикончу, не волнуйся, пристрелю насмерть, чтобы ты не выполз из потайного местечка.

Робинсон огляделся: вокруг густой лес.

– И что потом бывает с тушей? Только не говорите, что вы распиливаете ее на куски и убираете в морозильник.

– Нет, – рассмеялась она, – мне даже пальцем не приходится пошевелить. Пристреленных животных съедают лисы.

Мои друзья, лисы, и тебя сожрут, будь уверен.

Держа руки в карманах, Робинсон с хозяйским видом обозревал лес, проглядывавшие сквозь деревья поля, угодья, сад и старый дом. Потом спросил:

– Вы уверены, что в скором времени найдете здесь еще одного фазана? У меня ноги окоченели в мокрых сапогах!