Эффект бабочки, Цикл: Охотник (СИ)

пользуется большой популярностью.

— Ты даже себе представить не можешь насколько, — процедил Рафаэль, и я едва

удержался от желания воткнуть ему вилку в глаз.

Даже так. Этот нежданный порыв был спонтанным и абсолютно точно чужеродным. И, хотя

рука дрогнула, я удержался и продолжил завтрак.

— Надо же! Ну, а младший у нас почему не ест?

— Я… я не голоден, Гото-сан. — Мне показалось, что Сэто вот-вот расплачется, и я

осторожно отложил приборы, сжал его ладонь в своих руках, отвлекая от неприятных

ощущений. Давление вновь испарилось, как не бывало. — Простите меня. Я предпочитаю

есть по ночам, а днём не могу себя заставить и кусочек съесть.

— Что ж, хотя бы откровенно. — Посмотрев на нас пару мгновений, он снова потерял к

нам интерес на некоторое время. — Ты так внезапно позвонила мне, дорогая, что я

невольно испугался. Сколько лет мы не общались? Десять? Двенадцать?

— Шестнадцать, — вкрадчиво уточнила Андреа и внезапно погладила меня по голове.

— Артемису было тогда два года.

— Точно, он ещё любил сидеть у меня на коленях, когда я играл на фортепиано.

— Да-да, и всё время пытался играть с тобой дуэтом, — рассмеялась мать, и я

невольно почувствовал себя уязвлённым: этих воспоминаний у меня не было, и, более

того, мне об этом никогда не рассказывали.

— Но это ещё можно исправить. — Акира переплёл пальцы и уложил на них подбородок, снова поглядев на меня. — Тадаши рассказал, что ты увлекаешься музыкой, Артемис?

— Да, — коротко кивнул я, всё же не сдержав улыбку, которая стремительно переросла

в язвительный оскал. — Несмотря на все старания моего отца, мне даже удаётся ей

заниматься.

— Что я слышу? Рафаэль, ты мешаешь юному таланту?

— Юный талант имеет обычай капать на нервы. Поэтому наказания для него иногда стоит

выписывать по всей строгости. — Ни единый мускул не дрогнул на лице отца, когда он

сбрасывал пепел в хрустальную пепельницу. — И, поверь мне, Акира, я лучше знаю, как

стоит себя вести с этим ребёнком.

— Ребёнком? — Кажется, на лице хозяина поместья отразилась самая настоящая обида.

— Какой же он ребёнок, Рафаэль? По мне так он уже вполне себе мужчина.

— Женщина, скорее, — зло отрезал отец, а мне стало вдруг так смешно, что я не

удержался и прыснул, и не смог перестать даже тогда, когда он смерил меня бешеным

взглядом. Но, несмотря на веселье, внутри зародилось дикое разочарование. Я

ненавидел, когда меня сравнивали с женщиной. А это делали слишком часто из-за

специфичной внешности. — Мы с тобой ещё поговорим.

— Как пожелаешь, пап. — я ухмыльнулся и закончил с основным блюдом, а затем с

удовольствием принялся намазывать хлеб маслом и вареньем: не знаю почему, но ужасно

захотелось побаловать себя. — Ваша поездка увенчалась успехом, Гото-сан?

— Благодарю, юноша, вы первый, кто меня об этом спросил. — Тут я услышал в его

голосе одобрение, и сам остался весьма тем доволен. — Но да, это был потрясающий

успех. Кстати, Андреа, по поводу причины вашего приезда. Вы правильно сделали, что

приехали. Уверен, здесь вам будет намного спокойнее и безопаснее. Но через пару

месяцев эта кутерьма уляжется.

— Мы уедем сразу, — уверяюще отрезала Андреа, и глаза Гото внезапно странно

блеснули.

— Ты не дала мне договорить, дорогая.

Мать замерла и напряжённо выпрямилась, равно как и отец, забывший про свою сигару.

Я опустил недоеденный сладкий бутерброд на тарелку, понимая, что именно сейчас

происходит что-то безумно важное. Они молчали пару минут, а затем Акира заговорил, обращаясь, как ни странно, ко мне и Сэто:

— Скажите, юные Акио, вы уже выбрали, чем хотите заняться?

— Ветеринария, — бодро отозвался младший брат, а я замялся, почувствовав, как

мужчина тотчас впивается в меня своим колким взглядом.

— Ну, а ты, Артемис?

— Не знаю, — покачал я головой. — Хотел заниматься баром вместе со своим другом, но…

— Но не чувствуешь это своим призванием? — И тут глаза его засветились ярче и

страннее, а грязная рука залезла в мои мысли, причиняя жуткий дискомфорт. Он словно

заранее знал всё то, что я только собирался сформулировать. — У меня есть для вас

предложение, юные Акио.

— Нет! — Мать вдруг поднялась со своего места, дрожала, и я видел, что она боится.

Мне и самому стало страшно. — Акира, ты не посмеешь.

— Сядь, — резко отрезал мужчина и впился в меня взглядом. — Я предлагаю вам

работать на себя.

— Я, — Сэто просиял, подался вперёд, но Андреа вновь встряла:

— Ни за что! Он ещё несовершеннолетний. Рафаэль, скажи им! — и грудь её тяжело

вздымалась и опускалась.

— Он не будет работать на тебя, Акира. Не тогда, когда я жив.

Это был первый раз, когда я пропитался странным уважением к собственному отцу: он

выглядел уверенным, спокойным и непривычно… сильным. Я понимал, что матушка боится

Гото, понимал, что она не посмеет пойти против него, если он ещё чуть-чуть надавит, но отец-то был из совершенно другого теста.

— А что скажет Артемис? — Сердце моё дрогнуло. — Он уже может решать за себя.

И именно в этот момент всё то, через что я прошёл, внезапно дало горькие, отравленные ростки. Я не желал более трястись перед отцом, я не желал оправдываться