Многие компульсивные игроки, которых мы изучали (в том числе и Достоевский), считают, что их мотивы большей частью являются инструментальными – то есть они играют ради денег или риска. Но на самом деле речь идет об эмоциональном, или экспрессивном, мотиве: испытать лихорадку, связанную с риском. Как пишет Котт, некоторые игроки, играющие исключительно ради удовольствия, «хотят испытать эмоциональные взлеты и падения, почувствовать “лихорадку” реакций». Некоторые игроки описывают желание оказаться целиком «в моменте», забыть обо всех посторонних поводах для беспокойства [Cotte 1997:394].
Анализ Котт особенно интересен тем, что в нем рассматривается работа исследователей, действовавших за пределами как психоаналитической модели, так и модели «патологической тяги к игре». Отчасти именно из-за этого автор упоминает исследования «нормальных» игроков в «нормальной обстановке», а не только игроманов в кабинете у психотерапевта.
Обращаясь к теме, о которой мы упоминали выше, Саллаз также утверждает, что игра – это преимущественно социальное поведение, поскольку играют в компании других людей и в организованной социальной обстановке [Sallaz 2008]. Поэтому ее необходимо интерпретировать в определенном социальном контексте. Чтобы проиллюстрировать этот тезис, он следует за антропологом Клиффордом Гирцем [Geertz 1973], сравнивая игру в южноафриканском казино с петушиными боями в Индонезии. Он подчеркивает различия даже между самыми вовлеченными игроками:
Вырисовываются три различия: положение игры как регламентированного вида деятельности внутри более крупной социальной матрицы, организация отдельных игр и субъективность, связанная с участием в соревновании. <…> Социально-политические аспекты игры здесь включены в экономическую модель действий и понятий [Sallaz 2008: 5].
Психоаналитик Питер Шабад предлагает еще одну точку зрения на ситуацию Достоевского, возможно, помогающую объяснить его игровую зависимость. В статье под названием «Отдавая должное дьяволу» («Giving the Devil His Due») Шабад утверждает, что подобное «враждебное поведение» является формой «реактивной пассивности», возникающей как ответ на детское «чувство стыда, беспомощности и связанный с этим фатализм». Вместо того чтобы заявить о себе и вступить в прямое противодействие с угнетателем – или попытаться скрыть свою неудачу и боль, – человек такого типа стремится «восстановить свое личное достоинство через оппозицию к власти». В наилучших обстоятельствах такая форма саморазрушения приводит к «пробуждению и наказанию совести у власть имущих, эксплуатирующих других» [Shabad 2000: 690].
Вряд ли рулеточное казино терзают угрызения совести от мысли о печальной участи игромана. В конце концов, игрок сам делает одну ставку за другой, пока не проиграет все деньги. Однако идея «враждебно настроенного» игрока по меньшей мере перекликается с точкой зрения самого Достоевского, выраженной в «Записках из подполья». Там он пишет: «…все дело-то человеческое, кажется, и действительно в том только и состоит, чтоб человек поминутно доказывал себе, что он человек, а не штифтик!» [Достоевский 1972–1990, 5: 117]. Эта мысль приводится и в другом месте: «Человеку надо – одного только самостоятельного хотенья, чего бы эта самостоятельность ни стоила и к чему бы ни привела» [Достоевский 1972–1990, 5: 113].
С этой точки зрения даже проблемная игра – до того момента, пока это выбор, а не зависимость, – является декларацией свободы. Если так, то в ней проявляется человечность, каким бы жестоким и непобедимым противником ни казался случай.
Социологическая интерпретация игрового поведения Достоевского
В данной книге мы предлагаем альтернативную интерпретацию игрового поведения Достоевского – а именно социальную или социально-психологическую. Есть три фактора, обосновывающих этот подход (эту теоретическую модель). Во-первых, такая трактовка логически вытекает из существующей исследовательской литературы по вопросам проблемного игрового поведения. Во-вторых, она совпадает с глубоко детализированными данными, которые мы собрали в ходе опросов. В-третьих, ее подкрепляет статистический анализ общей модели с использованием различных форм множественного регрессионного анализа. Таким образом, эта модель основана на достаточных количественных данных, как того и требуют общепринятые статистические стандарты.