Эффект Лазаря

В шестидесятые годы у Ма была странная приятельница, филологиня и неутомимая странница. Приходила к Ма, вечерами сидела и рассказывала разные истории, оставалась ночевать, иногда жила дня два-три. Однажды она надолго пропала, а появившись, рассказала, что жила у Марии Степановны Волошиной, вдовы поэта: пришла, постучалась, познакомилась и стала жить в знаменитом доме. В общем, дама без комплексов. Ма, разумеется, на такое нахальство никогда бы не решилась, а потому с ней и не случались такие замечательные истории, как со странницей. С ней случались другие. А странница спала на лежанке поэта, поднималась на гору, откуда открывается вид на коктебельскую бухту и прибрежные скалы, очертаниями похожие на профиль Волошина. Поэт тоже был похоронен на горе и лежал под простой гранитной плитой, а на ней – морская галька, по большей части зеленая яшма. Ее было много на пляже. Люди приносили эту гальку, клали на плиту, а с собой забирали ту, что там лежала. И странница подарила Ма гальку с могилы Волошина.

Макс спросил у меня:

– Помнишь, в детстве были конфеты «Морские камешки», драже в цветной глазури? Правда, похожи на эту гальку.

А потом Ма узнала, что Мария Степановна верующая, у нее нет лампадки, и она попросила у странницы найти лампадку в Ленинграде. Та заходила в церкви, но ничего подобного в те годы там не продавалось. Странница рассказала о лампадке просто так, не зная, что у мамушек есть дальняя родственница, которая приехала из деревни и ходила в Князь-Владимирский собор, помогала там с уборкой, а потом батюшка взял ее домработницей. Она вместе с матушкой вела хозяйство и помогала растить детей, а с течением времени стала своим человеком в доме, вроде бабушки. Эта старушка и достала Ма красивую лампаду рубинового стекла на резном медном кронштейне. Ма вручила лампаду страннице, для нее было честью оказать услугу вдове Волошина. Прошло много времени, и опять странница объявилась и привезла Ма подарок от Марии Степановны – берестяной туес, сделанный руками матери Волошина. Ма была вне себя от восторга. А что стало со странницей, Ма не знала. Она исчезла очередной раз и больше не появилась.

Да, были времена! Другие времена, нравы и ценности. Я знаю, что больному писателю Паустовскому принесли кусочек дерева от фрегата «Паллады», так он был настолько тронут и воодушевлен, что чуть ли не выздоровел. А сейчас продается все что угодно: от кусочков крейсера «Варяг» до кусочков Ноева ковчега, причем из этих сувениров можно изготовить не один крейсер и не один ковчег.

Однако у истории со странницей и с берестяным туесом существовало продолжение. Когда Максу было лет двенадцать, Ма спросила, знает ли он происхождение этого туеса? Разумеется, он знал. Тогда Ма сказала: «Это не все, что оставила мне странница», – и показала потрепанную рукопись, написанную размашистым и разборчивым уверенным почерком. «Это воспоминания покойной Марии Степановны Волошиной, – продолжила она почему-то шепотом. – Это большая ценность. Я надеюсь, воспоминания будут опубликованы. Но вначале я хочу, чтобы мы с тобой съездили в Коктебель, посмотрели удивительную Волошинскую дачу, где гостили все знаменитости Серебряного века. Теперь там музей. И, конечно, рукопись нужно показать директору музея».

Тем летом поехать не удалось – не было денег, следующим – тоже, в конечном итоге поднатужились, Му помогла, чем смогла, и вот они ступили на землю древней Киммерии, два раза сходили на экскурсию в Дом поэта (видели там родных братьев своего туеса), отнесли зеленую яшмовую гальку на могильную плиту, и взамен взяли оттуда такую же, а еще поднимались на холм местного кладбища, заросший вишневыми деревьями, и сидели у могилы матери Волошина, поедая собранную вишню. По вечерам они гуляли по пыльному поселку, где наблюдали хаотичный полет летучих мышей. А рукопись директору музея все не несли. Ма пребывала в сомнениях, она опасалась, что директор отнимет рукопись и сам ее опубликует, и не появится в журнале маленькой надписи под воспоминаниями: публикация такой-то…

Наконец Ма решилась. Их провели в кабинет, директор просмотрел рукопись и сказал: «Мы готовим книгу, куда войдут эти воспоминания».

Ма застыла, словно громом пораженная, потом поджала губы и сообщила директору, что хочет забрать рукопись. Он сказал: «Пожалуйста». То есть как – «пожалуйста»? Они же собираются напечатать воспоминания в книге? А он говорит: «У нас есть автограф»! «А у меня что?» – спрашивает Ма. «Копия». Он открыл шкаф и показал исписанные страницы. «Вот автограф Марии Степановны. Это ее почерк. Видите разницу?»

Разница была налицо. Странница просто-напросто переписала воспоминания вдовы.

Ма готова была провалиться сквозь землю, прощание было скомкано, и они удалились. До ночи Ма переживала свою ошибку и позор, а утром пошли на рынок, покупать помидоры и персики в дорогу. Путешествие подошло к концу.

Я подумала, что вся эта история как раз в духе Томика, она с мамушками – родственные души, и как жаль, что я не могу их познакомить.