– Воспитание, – сказала Ася, и Федор радостно выдохнул – заговорила. – Сами по себе гены ничего не значат. Сознание новорожденного ребенка – своеобразная «табула раса», чистая табличка, на которой родители и учителя пишут все, что захотят. Я читала, что в США проводили эксперимент: был создан банк спермы выдающихся мужчин, лауреатов Нобелевской премии. Более двухсот женщин-добровольцев родили и воспитали детей от гениев. После достижения двадцатипятилетнего возраста умственные способности детей тестировались. Высокий IQ был обнаружен только у одного ребенка. У остальных были самые рядовые способности. Так что унаследование гениальности, таланта – миф. В моем представлении гений – человек, способный в окружающем нас бесконечном разуме поймать песчинку истины. Гений – это старатель, перемывающий тонны пустой породы на берегу золотоносного ручья.
– Итак, – сказал Федор, когда они расположились в «Ванильном блюзе» за столиком гламурно-розового цвета за чашечкой кофе, – наши действия.
– Первым же автобусом отправляемся домой. Мне нужно написать отчеты для Кристины.
– А еще что?
– Этого вполне достаточно.
– А если отчеты напишу я? – Федор попробовал кофе и блаженно зажмурился. – Класс! Давай я напишу отчеты, а ты съездишь со мной к Котовым? Ну пожалуйста, что тебе стоит?
– Ну, во-первых, мы даже не знаем, где эти Котовы живут, – начала Ася.
– Знаем, знаем! – обрадовался Лебедев. – Пока ты общалась с Карамзиной, я пробил по своим каналам. Котов, конечно, та еще фамилия, но Мадлен Котова – вполне себе искабельное имечко.
Слово «искабельный» Асе понравилось.
– Конечно, имя могло быть не настоящим. Но нет, нам повезло. Так что я нашел этих Котовых. Дочурку, кстати, тоже с подвывертом назвали. Офелией. Прикинь – Офелия Котова.
– Офелия! О радость! Помяни мои грехи в своих молитвах, нимфа[8], – вырвалось у Аси.
– Вот! – многозначительно изрек Федор. – Видишь! Ты сама подтвердила, что Офелия – дочь Фроловой.
– И не собиралась! – возразила Ася.
– Ты нет, а твое подсознание мигом связало богомольную мать и девочку, которую возлюбленный просит помолиться за него.
– Мне кажется, ты передергиваешь. Я ни о чем подобном не помышляла. А где они хоть живут?
– Да рукой подать! – Федор пренебрежительно махнул рукой. – В Старске.
– Ого! – ужаснулась Ася – Это же три дня ехать!
– Не три дня, а полтора часа. На самолете. До отправления осталось два с половиной часа.
– На самолете… – повторила Ася.
– Ага, правда класс? Самое настоящее путешествие!
Ася задумалась. Она не разделяла лебедевского восторга, но понимала, что отделаться от Лебедева не удастся. Если уж ему втемяшилось лететь в Старск, то лететь придется. И, конечно, ей хотелось посмотреть на рыженькую девочку, которая, чисто гипотетически, может оказаться дочерью Тарасовых. Но вряд ли это удастся. Скорее всего, с ними просто никто не будет разговаривать. Им даже дверь не откроют.
– У меня нет денег, – наконец нашелся предлог.
– Так я разве прошу? Считай, что я тебя пригласил на прогулку. Ты согласна? Да не тормози, Ася! Цигель, цигель! Ай-лю-лю! – и Федор постучал согнутым пальцем по месту на запястье, где обычно носят часы. – Неужели ты не ощущаешь сыщицкой лихорадки? Меня прямо колбасит. Если сейчас скажешь нет, просто умру на месте.
Ася глотнула кофе и решилась.
– Хорошо, поедем. Но оттуда – домой. Пообещай, что больше никуда меня не потащишь.
Лебедев пообещал. Вызвав такси, он с преувеличенной обходительностью помог Асе облачиться в плащ. Подойдя к зеркалу, она оглядела себя с головы до пят. Несмотря на длительное путешествие в лебедевском рюкзаке, плащ выглядел вполне презентабельно. Кроссовочки, конечно, не очень вписывались в общую картину, но переобуваться жуть как не хотелось. Вроде сейчас модно в вечернем платье и кедах… В кармане обнаружились сережки – камень трезвости и мудрости. Луч солнца проник в глубину камня, и в Асиной голове возникли первые наметки плана действий.
Глава 30
Рыбак всегда считал, что лучший способ скоротать ожидание – это работа. Он знал, что в понедельник Ася точно явится в «Кайрос», и тогда можно будет поставить все точки над «ё». А пока…
И он отправился к женщинам, рожавшим в «Радости», хотя считал эту идею пустой. И как выяснилось, считал не напрасно. Все они после родов находились в отдельных палатах, общались только с медперсоналом. Ладу по фотографии никто не вспомнил.
Людмила Гусева, первая няня Тарасовых, поначалу даже не поняла, о чем идет речь.
– Как, вы говорите, ее зовут? – переспросила она, когда Рыбак поинтересовался, где можно найти Неонилу Фролову.
Рыбак повторил.
– А вы уверены, что я знакома с этой женщиной?
Рыбак пояснил, о ком идет речь, и Людмила предложила встретиться в кафе, расположенном неподалеку от ее дома. В узкой черной юбке и сером свитере с высоким воротником, бывшая няня выглядела прекрасной и неприступной, но что-то в ее глазах выдавало чертей, правящих бал в душе этой женщины.
– Мне тогда очень нужны были деньги, – сказала Людмила, присев рядом с Рыбаком на бархатный диванчик.