Эффект прозрачных стен

Диванчик был маленьким, и от аромата духов, свежих, с чуть слышной горчинкой, Рыбак на мгновенье забыл, зачем, собственно, он находится в этом кафе. Но, будучи профессионалом, быстро опомнился, подозвал официанта и, уточнив желание дамы, заказал две чашки американо, чизкейк и горячий бутерброд.

– Тарасов, конечно, платил хорошо, – продолжала тем временем Людмила, – но мне хотелось большего. Я поначалу надеялась, что он бросит свою больную жену, но время шло, ничего не менялось. И тут появилась эта женщина.

– Неонила? – уточнил Рыбак.

– Да, Неонила. Страшилище такое! Но деньги предлагала хорошие. А еще рекомендательные письма для новой работы. Нужно было только предложить ее Тарасовым в качестве моей замены. Я была уверена, что Тарасов не согласится.

– А он согласился.

– Не сразу. Но – да.

– Она не говорила, зачем ей это нужно?

– Нет. Да я и не спрашивала.

– И больше вы с ней не встречались?

– Зачем? Через год я вышла замуж за отца своего воспитанника. А что стряслось? Почему вы разыскиваете Неонилу? Она что-нибудь натворила? – судя по тону, Людмилу это абсолютно не волновало, и Рыбак, вежливо откланявшись, попрощался с прекрасной няней.

По пути к припаркованному неподалеку «Форду» Иван подвел черту своим сегодняшним поискам. Результаты, прямо скажем, никакие. У дамочек из «Радости» он и не надеялся получить хоть какую-то информацию, но от Людмилы ожидал большего. Все-таки это именно она привела Неонилу в дом Тарасовых. Получается, Неонила просто купила это место с помощью полученных от бывшей учительницы рекомендательных писем и энной суммы денег. Рискованно, конечно. Тарасов мог не согласиться. Хотя, скорее всего, у Неонилы имелись и другие планы. Или нет? Рыбак попытался поставить себя на место бывшей учительницы, но ему помешал телефонный звонок.

– Привет, Вань, – звонил Сергей Новоселов, и по голосу бывшего приятеля Иван понял – в деле Тарасова наметился новый поворот.

– У нас тут, кажется, Фролова твоя нарисовалась, – продолжал Новоселов.

– Почему кажется?

– Так молчит она. Ты не сможешь привезти Тарасову? Опознать бы…

– Подожди, она мертва?

– В точку. Так привезешь Тарасову?

– А почему ее? – Рыбак вспомнил, что Прохор просил всячески оберегать Ладу от какой бы то ни было информации, связанной с расследованием.

– Ну, он у нас как бы раненый, в больнице.

– Слушай, Серега, давай я с ним переговорю и кого-нибудь из них привезу. Устроит?

– Вполне. К пяти успеешь?

Рыбак посмотрел на часы.

– К пяти пятнадцати.

– Устроит.

Конечно же, Тарасов сказал, что в морг поедет сам.

Уже в коридоре больницы Рыбак уловил след духов с запахом денег. «Похоже, Тарасова-мать пришла навестить сына», – подумал Иван и не ошибся. Когда он, предварительно постучав, зашел в палату, она, гордая и величественная, восседала у кровати Тарасова и о чем-то рассказывала. Взгляд, направленный на Рыбака, был суров и одновременно скорбен. Рыбаку подумалось, что сейчас Анна Прохоровна, как все матери, начнет квохтать, пытаться запретить Прохору покидать палату, но она лишь едва заметно поджала губы и стала собираться. Что-то до того трогательное и личное было в том, как, уходя, она поцеловала сына в щетинистую щеку, что Иван, не выдержав, отвернулся. Ему вспомнилась собственная мать, с которой он не успел попрощаться, всецело поглощенный делами службы.

Тарасову хватило одного взгляда на изможденное лицо женщины, чтобы уверенно заявить:

– Нет, это не она.

Рыбак, видевший Неонилу на фотографии, принесенной Асей, был с ним абсолютно согласен – ничего общего. Похоже, лежащая в прозекторской женщина долгое время бродяжничала, отчего кожа на ее лице приобрела нездорово-бурый оттенок и напоминала крупный наждак. Лично Рыбак ни за что не доверил бы единственного ребенка женщине с таким лицом.

– Уверены? – переспросил следователь, представившийся как Михаил Александрович Синицын. Невысокого роста, в каком-то несолидном, обтёрханном пальто нараспашку и длинной голой шеей, торчащей из ослабленного узла галстука, по-детски тщедушной, невзирая на наличие щетины, он был похож на студента-первокурсника. Этакого юношу, обдумывающего житьё, сбежавшего с лекции и по ошибке попавшего не туда.

– Безусловно, – отрубил Тарасов.

По лицу Синицына было видно, что он рассчитывал на более развернутый ответ, но настаивать не стал, предложил пройти в соседнюю комнату для подписания протокола опознания.

– Мне Новоселов о вас говорил, – сказал Синицын Рыбаку, подписавшему документ в качестве понятого. – Хотелось бы обсудить с вами ряд вопросов.

Рыбак заявил, что, как только доставит своего подопечного обратно в больницу, готов встретиться с Михаилом Александровичем в любом удобном месте.

Удобным для Синицына оказался кабинет в РОВД, куда Рыбак и направился, убедившись, что Тарасов благополучно добрался до больничной койки.

– Можно просто Михаил, – приветствовал его Синицын, привстав из-за стола и протянув руку. Сейчас, в кабинете, без пальто, в темно-сером костюме, с затянутым галстуком, он выглядел немного старше, чем в морге. Юноша уже обдумал свое житье и внял совету поэта[9].