Скорее всего, осознанное решение строить свой мир за пределами русской идентичности Якобсон принял еще в подростковом возрасте, во время трехлетнего пребывания в Петроградской детской колонии. Одиссея Якобсона и его братьев началась в мае 1918 года, когда после свержения Николая II и прихода к власти неумелого Временного правительства Петроград охватил голод. Из всех городов России именно этот город больше всего пострадал от нехватки еды, транспортного коллапса и воцарившейся анархии. Закрылись школы, детям стало опасно ходить по улицам. Все время не хватало топлива и продовольствия. Дошло до того, что за следующие несколько месяцев население Петрограда сократилось вдвое – люди либо умирали с голоду, либо просто бежали из города. Специалист по культурной истории России Орландо Файджес описывает эти события так:
…были срублены все деревья, разобраны на дрова деревянные дома; мертвые лошади валялись просто посреди дороги; по Фонтанке и Мойке текли помои; всюду распространялись зараза и паразиты; казалось, повседневная жизнь царской столицы вернулась к доисторическим временам [Figes 2002: 438].
Особенно тяжело пришлось, по мнению Файджеса, представителям старой петроградской интеллигенции. В новой иерархии «диктатуры пролетариата» они оказались в самом низу социальной иерархии: получали третьесортный продовольственный паек, а единственной работой для них была работа в трудовых бригадах [Figes 2002:439]. В конце концов некоторые родители из среднего класса и интеллигенции организовали для своих детей временную эвакуацию, заручившись для этого поддержкой школьной администрации и гражданской организации «Союз городов». Всего в лагерь набрали 850 человек детей, от 3 до 15 лет[56]
.Отец Леонида Якобсона, Вениамин Самойлович, был сотрудником отдела объявлений торгово-промышленного издания. Он умер в сентябре 1915 года. После его смерти Вера Михайловна Торина – домохозяйка и мать будущего балетмейстера – едва сводила концы с концами. Вот, собственно, и все, что нам известно о родителях, братьях и сестрах великого артиста. Семья проживала в Петрограде, потому что в середине XIX века деду Леонида Якобсона (достоверно неизвестно, был ли это дед по матери или по отцу) вместе с женой и детьми разрешили переехать в Санкт-Петербург. Дед поступил в оркестр Мариинского театра на должность первой скрипки. Лишь благодаря своей виртуозной игре молодой скрипач-еврей получил разрешение покинуть далекое местечко, перебраться в российскую столицу и служить концертмейстером в прославленном оркестре Мариинского театра. На пути к этим высотам деду Якобсона пришлось преодолеть целый лабиринт профессиональных и юридических инстанций царской России. В результате он сменил свой статус еврея-аутсайдера на новую свободу – свободу музыканта. Как пишет музыковед Джеймс Леффлер, если еврей в те времена становился музыкантом, то он мог рассчитывать на вполне ощутимое улучшение качества жизни. К примеру, он получал право жить за пределами черты оседлости. А в крупных городах, таких как Санкт-Петербург, его могли еще и освободить от военной службы, позволить учиться в университете и получить в результате более разнообразные профессиональные возможности, чем те, на которые мог претендовать по своему невысокому статусу обычный еврей [Loeffler 2010: 32]. Именно стремление обладать широкими гражданскими правами направляло в XIX веке многих российских евреев, в том числе и дедушку Якобсона, на стезю музыкальной профессии.
Пережив первые месяцы после Октябрьской революции (большевистского переворота), а за ними и 1918 год, когда власть стала превращаться в диктатуру пролетариата, Вера Якобсон вскоре поняла, что одна она не в состоянии прокормить и одеть своих пятерых детей. Тогда она приняла решение оставить двух старших дочерей при себе, а троих сыновей отвела на Финляндский вокзал и посадила на один из тех самых эвакуационных поездов, организованных для отправки детей в какое-нибудь не настолько голодное место[57]
. Родители рассчитывали, что дети проведут в лагере лето, восстановят на свежем воздухе, подпристальным наблюдением медиков и учителей, свое здоровье, а через пару месяцев, как только ситуация нормализуется, благополучно вернутся домой.