Эффект разорвавшейся бомбы. Леонид Якобсон и советский балет как форма сопротивления

Первый поезд с группой из Тургояка прибыл 19 августа, проделав за 37 дней путь в восемь тысяч километров. Вслед за ним соответственно 3 и 20 сентября прибыли два других поезда. Это было столь же длинное и не менее тяжелое путешествие; известно, что одна из групп плыла в открытой барже, под палящим сибирским солнцем и дождем. Сразу по прибытии во Владивосток дети были отправлены в баню и на карантин; кроме того, была проведена дезинсекция[60].

Следующие десять месяцев начиная с сентября 1919 года 780 оставшихся в живых детей, среди которых, к счастью, были Леонид Якобсон и оба его брата, жили в заброшенных каменных казармах, в которых некогда размещались моряки царского флота. Эти казармы располагались на скалистом уступе бухты Золотой Рог под названием «Русский остров». Перед приездом детей сотрудники Красного Креста срочно отремонтировали и продезинфицировали казармы. Было решено, что стратегически расположенный уступ – более безопасное место для детей, чем шумный город [Miller F. 1965: 83]. Поначалу жизнь детского лагеря вновь обрела порядок. Согласно отчетам сотрудников, у детей была восстановлена школьная жизнь. По субботам проводились танцы, раз в месяц ставились пьесы и декламировались стихи. Старшие мальчики (возможно, среди них был и Леонид – ведь ему на тот момент уже исполнилось 15) поставили одноактную пьесу А. П. Чехова «Свадьба» (1889), которая вроде бы даже заслужила аплодисменты. Вероятно, к этому периоду относится и единственное сохранившееся письмо Леонида домой матери. Оно дошло до нас в неуклюжем английском переводе, опубликованном в книге Флойда Миллера в 1965 году без указания источника. Кратко заверив мать, что и он, и братья сыты, что у них есть одеяла, теплые штаны и белье, Якобсон упоминает танцы, давая понять, как хорошо ему живется в колонии: «У нас есть свой клуб, мы проводим литературные вечера с танцами и вообще живем очень весело. Крепко, очень крепко целуем тебя, Надю и бабушку», – пишет Якобсон матери, подписываясь за себя и за братьев [Miller Е 1965: 99-100]. Мы не знаем, получил ли он тогда ответ на свое письмо, но точно известно, что один из детей – Петр Азаров – получил письмо, ставшее мрачным напоминанием о городской жизни того времени. Отец мальчика писал из Петрограда, что потратил 5000 рублей на зерно и сушеную селедку: «… но этого все равно мало, и мы голодаем. Каждый месяц теряем в весе. Многие из наших друзей уже умерли с голоду» [Miller Е 1965: 101].

Должно быть, эта информация вызвала у детей противоречивые эмоции. Они поняли, что, в то время как их семьи в столице голодают, сами они наслаждаются относительным комфортом благодаря помощи иностранного государства. Возможно, именно этим ранним опытом культурного аутсайдерства у себя на родине (пусть и на окраине этой родины) можно объяснить тот факт, что Якобсону не претил статус еврейского артиста-чужака, принятый им во взрослой жизни. Неудивительно и то, что он выбрал профессию хореографа, в каком-то смысле «создателя миров». Каким бы отверженным ни чувствовал себя Якобсон в силу своего еврейства, однако, заходя в репетиционный зал он, вопреки всей сложности и неприветливости внешнего мира, мог создать внутри нужный себе самому мир.

Учитывая хаос, творившийся в то время в России, сама возможность получения писем по почте уже была результатом подвига со стороны оказывающих поддержку организаций. После 18 месяцев полного неведения дети смогли получить весточку от своих родных. Наладить почтовый обмен помог живший в Гонолулу американский журналист и сотрудник Красного Креста Райли Аллен, неоднократно помогавший Барлу Бремхоллу спасать детей. К концу 1919 года Транссибирская магистраль оказалась взорванной в стольких местах, что из железной дороги она превратилась в отдельные участки, заваленные ржавым ломом. Перевозить по ней людей, равно как и письма, стало невозможно. Однако Аллен полагал, что для детей важно сохранить связь с семьей. Кроме того, он понимал, что дети еще в течение многих месяцев не смогут вернуться домой. Так что благодаря упорству Бремхолла в конце концов удалось добиться того, чтобы письма, которые дети слали на восток, в обход восточной части России, попадали в Петроград с запада, избегнув хаоса Гражданской войны. Фактически письма облетали весь земной шар, заранее намечая тот путь, который в конечном итоге пришлось проделать, чтобы добраться до дома, самим детям [Miller Е 1965: 101].