Эффект разорвавшейся бомбы. Леонид Якобсон и советский балет как форма сопротивления

Эта замечательная команда художников взяла за основу невозможный, казалось бы, набор ограничений и, соблюдая каждое из них, создала остроумное, трогательное, сложное и успешное произведение искусства. С одной стороны, лежащее на поверхности идейное содержание соответствовало линии партии, однако атмосфера спектакля, его тональность, эстетика и стиль, по крайней мере в лучших его частях, были удивительно бунтарскими. «Золотой век» представлял опасность для советского официоза, потому что стал настоящим хитом. Тот факт, что его позднее заклеймили как неудачу, выявил существенную проблему создания произведений искусства в угоду советской идеологии, показав тем самым, что даже самые мягкие посылы могут показаться режиму подрывными и пугающими.

Несмотря на молодость, Якобсон был логичной кандидатурой для Лопухова, когда тот выбирал хореографа для постановки второго акта «Золотого века». В своих публикациях Якобсон выступал за использование более атлетической лексики, а в собственной хореографии, например в «Физкультурном марше», пропагандировал использование пантомимы и акробатики в целях повышения доступности балета для широкой публики. На этом этапе своей карьеры он искренне верил, что возможно и то и другое и что можно создать танцевальное произведение высокого художественного уровня, но при этом соответствующее партийным установкам и правилам. Названия сцен второго акта «Золотого века» – той части балета, которая была поручена Якобсону, – отсылают к почти античной телесности. Второй акт партитуры Шостаковича включает следующие сцены с минисюжетами каждой из них: сцена 3 – «Мимическая сцена агентов-провокаторов, провокация и арест (галоп)», сцена 4 – «Шествие рабочих на стадион – танец пионеров – спортивные игры» и сцена 5 – «Танец западной комсомолки и четырех спортсменов». Эти подзаголовки настолько конкретны, что могли бы послужить ремарками для постановщика.

Одна из балерин, танцевавшая в сцене из «Золотого века» «Спортивные игры», Наталья Шереметьевская, тогда 13-летняя ученица Ленинградского хореографического училища, вспоминала, насколько детально Якобсон выстраивал действия каждого человека в спортивных эпизодах. Он построил свою постановку так, что все танцовщики, представляющие различные виды спорта, находились в движении одновременно в разных частях стадиона, как на настоящей разминке перед спортивными соревнованиями. Возможно, здесь прослеживается влияние постановок В. Э. Мейерхольда [Rudnitsky 1988: 191].

В своих мемуарах, написанных в 90-летнем возрасте, Шереметьевская ярко описала, с какой тщательностью Якобсон выстраивал то, что выглядело спонтанным в спортивно-игровой последовательности балета:

Я была занята в эпизоде «Волейбол», где довольно точно воспроизводились приемы игры. Команды располагались друг перед другом, разделенные воображаемой сеткой. После «подачи мяча» его «отбивали» либо на высоком прыжке, либо почти у самой земли, делая перебежки с места на место. Все это организовывалось бодрыми ритмами и смотрелось довольно эффектно. Но удовольствия мы особого не получали, потому что репетиции шли, как правило, мучительно. Дело в том, что сама задача изобразить живую игру толкала на импровизацию, а Якобсон требовал точного выполнения каждого поставленного им движения [Шереметьевская 2007: 41].

Как вспоминает Шереметьевская, Якобсон тоже видел, что эффект получается сомнительный, но вместо того, чтобы отступить, он продолжал вносить правки, пока молодые танцовщики не терялись, и тогда он становился еще более нетерпеливым и кричал на них, выражая таким образом свое неодобрение.