Эффект разорвавшейся бомбы. Леонид Якобсон и советский балет как форма сопротивления

Якобсон счел либретто Файзи неудачным и отверг его, создав вместо него свой собственный, более драматически цельный сюжет (позже он заявит, что для создания либретто к балету автору нужно самому быть балетмейстером). Результатом стало подробное 20-страничное эссе, содержащее обширную сценическую информацию о трехактном балете. С этнографической тщательностью Якобсон адаптировал великий русский балетный троп женщин-лебедей в специфически региональный образ главной героини в «Шурале» в виде изящного журавля, подобного величественным журавлям-красавкам, обитающим в степях Крыма[127]. Затем, подобно тому как прежде он помещал жесты с еврейским подтекстом в «Вестриса», Якобсон переделал мифического Шурале, первоначально озорное животное с рогом посередине лба, в существо грандиозное и вселяющее ужас, напоминающее нечистую силу из еврейского фольклора, например пражского голема[128]. В неопубликованной рукописи, в которой Якобсон в 1941 году описал свои теоретические изыскания при создании «Шурале», он объясняет, почему либретто Файзи показалось ему непригодным, и предлагает свои соображения о развивающейся модернистской эстетике, а также о своих стандартах:

Прорисованные Файзи персонажи не предлагали ни сюжета, ни драматической основы для театрального напряжения. Неслучайно балетмейстеры часто являются авторами либретто. Очевидно, что знание балетной драматургии и умение видеть логически развивающийся танцевальный акт – это не то, чем владеют большинство писателей. <…> Сюжет и драматическое развитие – это не одно и то же. В его либретто много происшествий. Но в нем нет одного большого общего конфликта. Балетный театр требует, чтобы конфликт был четко выражен и конкретен, чтобы у него были четкие мотивы, сюжет, выраженный в действиях. Это развитие и кульминация, которые происходят на глазах у зрителей. Это естественное условие, без которого невозможно что-то сделать. Это не нуждается в помощи речи или слов. Но Файзи в своем либретто лишь намекает на возможную борьбу героя[129].

Идея четкого эстетического развития и кульминации, происходящей на глазах у зрителей, – важный принцип как для соцреализма, так и для нового реализма модернистской эпохи, и хотя эти две категории не принято рассматривать как сопоставимые, именно в этом направлении Якобсон развивал балетный классицизм в «Шурале». Якобсон также использовал в качестве центральной темы «Шурале» общую модернистскую идею продвижения к утопическому идеалу. Здесь чудовище и его лесные друзья олицетворяют первобытное прошлое, которое должно быть усмирено путем эпического разрушения окружающей среды – поджога леса. Будущее – за эволюционировавшими видами, и Сюимбике присоединяется к ним, добровольно отказываясь от связи с животным миром, от крыльев, чтобы выйти замуж за своего спасителя – охотника. Якобсон играет с танцевальными жанрами, так что они заменяют характеристики персонажей и символизируют эволюционные стадии жизни. Русский балетный критик Б. А. Львов-Анохин отметил «угловатые, хищные» и резкие жесты лесного чудовища Шурале, который двигается так, будто его конечности переплетены с корнями, ветками или сучьями, и умелое чередование Якобсоном этой двигательной стилистики с движениями, присущими татарскому фольклору, с одной стороны, и классическому балету – с другой [Львов-Анохин 1965: 7].

Вдова Якобсона рассказала о напряженной атмосфере, окружавшей проект, отметив, что Файзи даже подал на Якобсона в суд, когда тот без спроса отверг его либретто и заменил его собственным[130].

У него также были дружеские, но сложные отношения с композитором Яруллиным, – сказала она. – Мой муж рассказывал истории о том, как он запирал Яруллина в гостиничном номере, требуя изменить определенный раздел в музыке, и держал его там до тех пор, пока он этого не сделал[131].