– Как вы полагаете, Савва Григорьевич, злоупотребления в этом отделе возможны? – Ефим задал этот наивный вопрос с умыслом: увидеть реакцию на него со стороны Козыря. А тот беззвучно рассмеялся, да так, что припухшие веки совсем закрыли маленькие глазки. – Уморили, ей-богу, уморили, – сказал он сквозь смех, – злоупотребления? Еще бы! Будто сами не знаете, – и, словно спохватившись, глянул с подозрением: – А может вы меня на пушку берете?.. Так это, скажу вам, зря.
«Любопытно, – отметил про себя Ефим, – откуда у Козыря жаргон тюремного обитателя Левки Жаркова?»
– Следующая наша служба, – продолжал Козырь, – служба здоровья, тоись, медсанчасть, профилакторий на восемьдесят мест, два дома отдыха… Кстати, в одном из них я работал директором почти три года.
– Знаю, – сказал Ефим, искоса глянув на Козыря.
– Откуда? – заинтересовался Козырь. – Вы в редакции недавно… А! Наверное, вам рассказала ваша сотрудница, такая приятненькая, ее, кажется, Алевтиной Михайловной зовут.
– Да, отчасти и вообще… – не стал уточнять Ефим.
Козыря сильно заинтриговало «отчасти и вообще», но из осторожности он предпочел не вдаваться в подробности. – Нам подчиняются, кроме того, детские сады, ясли, пионерский лагерь, – перечислял он, – пожалуй, все. Есть куда руки приложить, тем более, если общественность, редакция будут нам помогать, – Козырь играл простака.
– Как вы считаете, чем редакция может сейчас конкретно вам помочь? – в тон Козырю спросил Ефим.
Козырь молчал, словно прикидывая что-то. Будь его полная воля, сказал бы: «Убирайся-ка ты отсюда к чертовой матери! Тоже мне помощничек выискался. И не суй свой длинный нос в мои дела. Думаешь, я тебя не вижу, лягаш?» Вместо этого он произнес вкрадчиво:
– Вам виднее, чем и как пособлять нам…
Ефим встал.
– Спасибо за беседу. Был рад познакомиться.
Козырь не заметил иронии.
– Не за что благодарить. Поможете – в долгу не останусь, – повторил он свою не то приманку, не то угрозу.
«Верно писали о нем рабкоры, – заключил Ефим, – скользкий, как угорь, себе на уме, жуликоватый. Поле деятельности теперь у него необъятное, в самую пору: «раззудись плечо, размахнись рука!», шапку об пол и… Но неужто на громадном предприятии не нашлось трезвого, образованного, по-настоящему делового человека, который соответствовал бы таком посту? Помимо всего прочего, Козырь дремуче невежественен…»
Вернувшись в редакцию, Сегал позвонил в отдел кадров Родионову.
– Хотел вас попросить, Андрей Николаевич, уделить мне полчасика. Есть неотложный разговор.
– Пожалуйста, заходите хоть сейчас.
– Давненько мы с вами не виделись, Ефим Моисеевич, – дружески поприветствовал Родионов Сегала, – садитесь, рассказывайте, как поживаете, трудитесь…
– Что вам сказать, Андрей Николаевич, вся жизнь, по преимуществу, в работе, тружусь в меру сил.
– Сверх меры, сверх, – поправил Родионов, – воюете здесь, как на фронте. Знал бы тогда, в прошлом году, отправил бы вас на пересылку, в военкомат… Шучу, конечно, но, как говорится, в каждой шутке есть доля правды. Уж очень вы беспокойная личность!
– Личность – это, наверно, хорошо? – улыбнулся Ефим. – Спасибо за комплимент.
– Не смейтесь, я вполне серьезно. И хватаете вы, скажу вам откровенно, через край… А здоровье у вас какое? Чего стоила вам баталия с комбинатом питания? А чего достигли?..
«То же самое говорит Гапченко», – отметил про себя Ефим.
– Не смотрите на меня так выразительно, – продолжал Родионов. – Я-то полностью одобряю ваши действия и, честно говоря, восхищаюсь вами. Мне по-человечески жаль вас. Поймите, вы можете плохо кончить. Поверьте мне, пожилому человеку: либо вы, при вашей «прочности», сами свалитесь, либо вас собьют с ног. Если бы Яшек да Грызо были единицы, а Сегалов и им подобных хотя бы десятки! Однако дело обстоит как раз наоборот. И вы это знаете. На что же вы рассчитываете?
– На поддержку таких, например, людей, как вы, Андрей Николаевич.
– Хм! – покачал головой Родионов. – Слабоватая я опора.
– А парторг ЦК товарищ Горина?
– Зоя Александровна – прекрасный человек! Но и ей против течения никак нельзя. Захлебнется! Попомните мое слово…
– Что же посоветуете мне делать, уважаемый Андрей Николаевич?
Помолчав, Родионов задумчиво произнес:
– К чему мои советы? Все равно вы меня не послушаетесь. И не потому, что не захотите – такова ваша природа! Видно, вы из тех, одержимых. Прав я?..
Ефим улыбнулся:
– Вы понимаете меня не только лучше Гапченко, но и врачей… и прочих доброжелателей в кавычках. Они мне в один голос поют: не лезь на стенку, руки-ноги поломаешь, а то и шею свернешь. Все равно плетью обуха не перешибешь! И никому из них в голову не приходит, что другим я быть не могу. В этом как раз и закавыка.
– Знаете, – по-отечески тепло сказал Родионов, – вы молодец! – И с сожалением добавил: – Сам я, увы, «рожденный ползать». – Он глубоко вздохнул: – Ну, так чем же я могу быть вам полезен сейчас?
– Я по поводу Козыря. Вы не разрешите ознакомиться с его личным делом?
Родионов оживился:
– Никак на Савву решили в атаку пойти?