Ефремов Иван «Туманность Андромеды». Обвинительный приговор коммунистической утопии.

Глава «Совет Звездоплавания» открывается, на мой взгляд, очень показательным и «говорящим» абзацем текста: 

«Совет Звездоплавания издавна обладал собственным зданием для научных сессий, как и главный мозг планеты — Совет Экономики. Считалось, что специально приспособленное и украшенное помещение должно настраивать собравшихся на проблемы космоса и тем способствовать быстрейшему переключению с земных на звездные дела.»

Как показал писатель в первой – космической  - сюжетной линии, никогда земляне специально не готовили себя к космическим полётам. Ни к кратковременным, ни длительным. Эрга Ноора, родившегося на звездолёте в результате применения некачественой сыворотки – блокатора беременности – сочли нарушившим два закона Земли. Дар Ветер не сделал ничего, чтобы Мвен Мас был лишён любой возможности даже попытаться провести свой опыт – тем более в содружестве с Реном Бозом. В Кольцо земляне поставляли изрядно отредактированную и отретушированную картинку реального положения дел в своём звёздном мире и даже не задумывались о том, что инопланетяне манипулируют ими, поставляя в Великое Кольцо по линиям межзвёздной связи откровенную туфту. 

Чара Нанди, попавшая в зал заседаний Совета Звездоплавания, обратила волей Ефремова своё внимание на картину, которая, как мне представляется, многое объясняет в сонме причин глобальных и локальных ошибок, допущенных землянами на своём пути в космическое пространство: 

«Маленький серп чужой луны бросал белесый, мертвенный свет на беспомощно поднятую вверх корму старинного звездолета, грубо обрисовавшуюся на багровом закате. Ряды уродливых синих растений, сухих и твердых, казались металлическими. В глубоком песке едва брел человек в легком защитном скафандре. Он оглядывался на разбитый корабль и вынесенные из него тела погибших товарищей. Стекла очков его маски отражали только багровые блики заката, но неведомым ухищрением художник сумел выразить в них беспредельное отчаяние одиночества в чужом мире. На невысоком бугре справа по песку ползло нечто живое, бесформенное и отвратительное. Крупная подпись под картиной: «Остался один» — была столь же коротка, сколь выразительна.»

Земляне считали – и, вероятно, вполне искренне, что они, выйдя за пределы Солнечной системы на космических кораблях, также легко и просто смогут полагаться на силу и мощь – физическую и интеллектуальную – коллектива, как привыкли полагаться на эту силу и мощь, находясь в пределах своей звёздной системы и планетного атмосферного щита. 

Если человек вышел в космос, то он, как доказывает Ефремов, должен уметь полагаться на свои собственные, личные возможности и способности, на свои знания, умения, навыки, на свой опыт. 

Если же картина с таким «апокалиптическим» сюжетом украшает зал «Совета Звездоплавания», то ясно же, что земляне «коммунистического далёка» ни в коей мере не готовы к тому, чтобы бороться с космическими силами один на один. 

Как показал писатель в первой сюжетной линии, земляне даже коллективно не очень-то эффективно и результативно противостоят космосу. 

Почему? Потому что не любят интересоваться всерьёз и глубоко накопленным предками опытом космических полётов. Не любят в единении и напряжении находить – быстро и качественно – решение сложным проблемам, неизбежно возникающим при выходе человека в космическое пространство за пределы Земли и тем более - Солнечной системы.

Ефремов, на мой взгляд, показывает это одной выразительной деталью, не простой - комплексной: 

«Захваченная картиной, девушка сразу не заметила искусную архитектурную выдумку — расположение сидений веерообразными уступами, так что из галерей, скрытых в основаниях рядов, к каждому месту был отдельный проход. Каждый ряд оказывался изолированным от соседнего — верхнего или нижнего. Только усевшись с Эвдой, Чара обратила внимание на старинную отделку кресел, пюпитров и барьеров, сделанных из натурального жемчужно-серого африканского дерева. Теперь никто не стал бы затрачивать так много работы на то, что могло бы быть отлито и отполировано за несколько минут». 

В Зале было сделано всё, чтобы изолировать – физически – всех людей. Формально – да, зал объединял присутствовавших в нём землян, а фактически – разъединял. И приучал – именно тем пониманием ненужности ручной длительной работы, с каким столкнулась Чара – к поспешности суждений и решений.

Ефремов откровенно издевается над людьми «коммунистического далёка», в очередной раз показывая всё их несовершенство: