— Андрей Тимофеевич, а это не вам, — улыбнулся Алексей, — это пожертвование российской науке в вашем лице на продолжение служению Родине. Сколько ещё полезного можно будет сделать, имея для того средства? Вот, возьмите, пожалуйста. Тут всего-то пятьдесят империалов. Я очень вас прошу. Вам ведь всегда есть на что их потратить.
— Для науки? — спросил, тяжко вздохнув, учёный.
— Для науки, — подтвердил бригадир.
— И для продолжения опытов?
— Вот именно, — улыбнулся Алексей.
— Пятьдесят империалов? — кивнул на кошель Болотов.
— И сто пятьдесят — на покупку свекловичных семян — я принесу вам по первому же вашему требованию, — проговорил твёрдо Егоров. — Тридцати семечек должно хватить для начала селекционной работы?
— Вполне, — задумчиво проговорил Болотов, уже, как видно, обмозговывая столь неожиданное предложение. — Ну что же, — поднял он глаза на егеря, — признаться, задачку вы мне сейчас задали, Алексей Петрович! Но дело это, я полагаю, интересное и всех возможных трудов стоящее. Своими силами я никак с ним один не справлюсь, — кивнул он на кипящую в котле вонючую массу. — Мне летом поступило предложение прочитать ряд лекций в Королевском Кёнигсбергском университете, думал вот отказаться, но теперь, пожалуй, я это приглашение уже приму. Вот там как раз и можно будет обсудить всё лично с Карлом Ашаром с глазу на глаз. Деньги большие, и мне не хотелось бы с ними попасть впросак, получив за них совсем не те семена, что надо. А уж меня-то лично он точно не обманет.
— Ваше высокородие! — раздался крик снаружи. Алексей выглянул в окно. Перед входом в здание топтался старший вестовой.
— Вынужден откланяться, Андрей Тимофеевич, — кивнул Болотову бригадир. — Думал, хоть здесь меня не найдут, однако ошибся.
— Понимаю, служба, — улыбнулся тот. — Как мне вас найти, если станет известен срок отправления в Пруссию?
— Андрей Тимофеевич, я вам свою визитку оставлю, — положил на стол небольшой прямоугольник из плотной бумаги Егоров. — Если вас не затруднит, пришлите по этому адресу мальчишку посыльного, я тотчас же к вам явлюсь, куда скажете, с деньгами.
— Никита, ну что, такое срочное дело, чтобы меня даже и здесь найти? — проворчал, выходя на улицу, Егоров. — Что там у нас случилось?
— Виноват, ваше высокородие! — вытянулся тот в струнку. — Живан Николаевич говорит — беги скорей, а то скандал большой будет! Где хошь разыщи командира!
— Ну? Чего, разыскал? Теперь говори? — нахмурился Лёшка.
— Тама Платон Александрович и главный по дворцовым охотам своего егермейстера к нам в полк прислали, — понизив голос, доложил вестовой. — А он, этот самый егермейстер, хоть и не главный, но ведь тоже аж чину генерал-поручика равен и весь такой ва-а-ажный!
— Пошли-и, — вздохнул Алексей. — Наказание же мне выпало.
Вот уже четвёртый раз за месяц после той памятной охоты Платоша, проникшись уважением к «Бригадиру Алексею Петровичу» присылал к нему придворного вельможу с вопросами. Вопросы же были в основном стандартные:
1) Не желает ли он лично принять участие в охоте?
2) Будет ли она удачная?
3) Нет ли каких-нибудь советов по выбору её места?
В первый раз Лёшке было смешно, и он влёгкую, играючи, нацарапал в ответном письме:
1) Душевная конституция отягчена множеством убиенных на войне врагов, оттого зверь сильно чувствителен к нему лично и норовит подальше скрыться, что может повредить всей охоте.
2) Без него эта охота будет удачная, только выехать на неё нужно через два часа после полуночи и ехать далее не спеша.
3) Место то же, куда и задумали идти, только взять надо правее на две версты.
К вечеру душу царапала тревога. Такие вот шутки могли ему обойтись весьма дорого. Да ладно ему, пострадать мог и весь полк. Век фаворитизма — чтоб ему!
Старший егерского конвоя поручик Воронцов вернулся под утро и докладывал командиру ещё не до конца протрезвевшим.
— Господин бригадир, Платон Александрович шлёт вам сердечный привет и ещё ляжку от добытого лося. Всё как вы и подсказали ему: выйти пораньше, после полуночи, и чтобы следовать в тишине. А ещё взять правее того места, где ранее охоту задумали. Именно вот там, правее, пройдя по просеке, и натолкнулись мы на лосиное стадо. Платон Александрович с одного выстрела из своего штуцера самого большого быка подстрелил!
И Воронцов довольный ощерился.
— Меняешь подпоручика Жалейкина на южной заставе, — проговорил ледяным голосом бригадир. — Будешь всю неделю у шлагбаума теперь веселиться! Может быть, тоже в свиту к Платоше захотел? Так давай, устрою тебе туда перевод. Махом там до генерала дорастёшь! Разведчик, блин, волкодав хренов! Несёт, как от сивушной бочки!
Краснота на лице у Воронцова сменилась на бледность, и он просипел еле слышно:
— Есть, сменить поручика Жалейкина на южной заставе, господин бригадир. Виноват! Не нужно меня к Зубову в свиту. Полк егерский — моя жизнь, ваше высокородие. Простите…
— Свободен! — рявкнул Егоров, и Воронцов вылетел уже опять пунцовый из комнаты.