Эгипет. Том 2

Позже она привезла его в мотель, не выключила мотор и оставалась за рулем, пока он выходил, достаточно ясный знак, но в тот момент, когда он поднял руку, прощаясь: «Давай, пока» — она предложила нанять грузовик и перевезти его вещи из дома в Литлвилле. Завтра или когда он захочет. Пирс согласился. Отсутствие мебели, подумал он, поможет ему глядеть прямо в глаза Винтергальтерам, хотя бы на время; он хотел забрать жизнь, которую вел, на случай, если они из мести возьмут вещи в заложники, поставят новые замки на двери и запретят ему доступ к ним. Когда Ру позвонила в назначенный день, чтобы узнать, как ехать, он попросил ее не заходить в дом, если она не против; он убедился, что приехал первым, и, когда появился маленький фургон, переваливаясь, как медведь на изрезанной колеями дороге, он уже положил в ящики и мешки все книги и бумаги, одежду и домашнюю утварь, бесполезные сожаления, мистерии, узы, инструменты, плащи, галоши, магию, лекарства, стыд, крючки и петли. Все это сжалось или съежилось, став списком существительных, неодушевленных, абстрактных, но он все еще стоял в них по колено. Так много, так много.

— Я же просил тебя немного подождать.

Она стояла, прислонившись к косяку и глядела внутрь.

— Ну и запах, — сказала она.

— Я буду готов через секунду. Сейчас запихну в мешок последнюю фигню. Тебе не нужно мне помогать.

Она, хихикнув, вынула из ящика старую камеру поляроид^[520].

— Господи, — сказала она, но Пирс не ответил. Камера вернулась в ящик, в компанию менее оригинальных вещей, вроде изящной черной рамки для фотографий (пустой) и открытой бутылки из-под зеленого ликера. Кто хранит такое?..

— А это еще что, черт возьми? — негромко спросила она, готовая насладиться упавшими декорациями его прошлого, убогими и неинтересными, как и у любого другого, и смущенным Пирсом среди них.

— Маска.

— Лошадка, по-моему. Нет, ослик.

— Да.

— Ты ее оставляешь?

— И не только ее.

— Похоже, что ее сделал ребенок.

— Да.

— А это та самая книга? — Она имела в виду кучу бумаги, которую он запихивал в пухлый мешок, в котором Винни из Флориды прислала ему свитер на день рождения. — Так называемая?

— Что-то в этом роде.

Когда все оказалось снаружи, он закрыл дверь маленького дома, а потом вернулся, чтобы закрыть ее опять, потому что она открылась за его спиной, искушая войти. Двор почти полностью зарос бессмертными нарциссами, храбро не замечавшими холод. На веранде большого дома — на гребне бледных лужаек — появились оба Винтергальтера, прямой и согнутый; один из них поднял руку, как будто хотел сказать: «Привет» или «Стой».

Они перевезли картонные коробки, мешки, старый спортивный костюм, лампы и дребезжащие ящики с посудой на склад, находившийся в конце одного из грязных переулков Каменебойна, сложили за деревянной — как в конюшне — дверью и закрыли на висячий замок. Впоследствии Пирс потерял квитанцию и забыл название этого места, а еще позже, когда счета за хранение перестали находить его постоянно менявшиеся адреса, все его вещи выкинули на помойку и они закончили существование под тоннами других похожих, но различных вещей — добыча для археологов будущего. Время от времени Пирс внезапно вспоминал о той или иной вещи — книге, амулете или безделушке, которой когда-то обладал; но к тому времени (его) мир начал собирать новые вещи, и не только материальные, с такой скоростью, что он с трудом помнил о них с утра до вечера — что уж говорить об артефактах прежней жизни, которые остались в далеком прошлом.

* * *

В тот год весна в округе выдалась холодная и запоздалая, в апреле шли жестокие унылые дожди, а в первую неделю мая снег покрыл толстым слоем уже развернувшиеся, но еще не полностью выросшие листья, тюльпаны и сирень, сломав множество стеблей своей сырой рыхлой тяжестью. «Мы все чувствовали себя наказанными и больными, как будто это была наша вина, как будто эта тяжесть лежала на нас. Потом снег растаял, повреждения скрылись под вернувшейся зеленью, и каждый почувствовал себя не таким виноватым», так сказала Ру.