Его княгиня

Всюду царила тишина, княжий терем спал. Только издалека, чуть слышно, доносился надрывный собачий лай. Ночь была безлунной, ни единого отблеска не просачивалось сквозь окна — только жирный, кромешный мрак.

Князь медленно шагал по добротному, струганному полу, и порой ему казалось что сам он вот-вот растворится в этой ночи, станет ее частью.

Это не пугало, ни капли. Велеслав не боялся ни темноты, ни того, что она могла в себе таить.

Он вышел через черный ход во двор, прошелся по комковатому, истоптанному сотнями ног снегу. Та пустота, что охватила его после столь позорного бегства из Пустошей, понемногу отпускала. Возвращались обычная неудовлетворенность происходящим и легкое, но надоедливое, словно засевшая в ладони заноза, раздражение на всех и вся.

А кто во всем виноват?

Правильно. Эта сука.

Когда он ее поймает — а в том, что рано или поздно это произойдет, Велеслав не сомневался — то три шкуры спустит. Но, понятное дело, перед этим хорошенько насладится точеным телом.

От подобных мыслей привычно потяжелело в паху. Сам же Велеслав внезапно понял, чего ему на самом деле хочется на текущий момент — понял и решительно направился к стоящему чуть в отдалении крепкому срубу без окон.

Сюда попадали немногие, что и говорить, но те, кто попадали, обычно света белого уже не видели. Горбун, к величайшему удовольствию владетельного князя, умел разговорить всякого.

Дверь набухла и отворялась тяжко. В лицо ударило волной удушающего смрада. Велеслав взял из подставки факел и прошел внутрь. Прямо за сенями огромная туша Горбуна склонилась над бочкой с водой, он плескал себе в лицо. Красноватые отблески гуляли по обнаженной спине, по бугрящимся мускулам.

— А, княже, доброй ночи, — он выпрямился, но не до конца. Искривленный позвоночник не позволял. По этой же причине Горбун, невзирая на свой немалый рост, был вынужден на всех смотреть снизу вверх, а руки, огромные, мощные, почти доставали до пола.

Если добавить к этому спутанные черные волосы, падающие на лоб, и такую же нечесаную бороду, да кривой нос, сломанный еще в далеком детстве, картинка получалась на загляденье. Порой Велеслав думал, что сам он рассказал бы все, только глянув на Горбуна.

— Как мой гость? — спросил Велеслав, все еще стоя с факелом в руке и с интересом оглядывая помещение.

Окон не было. Источниками света служили две большие жаровни с раскаленными углями. У одной стены красовалась ныне пустующая дыба. А у другой, распластанный на цепях, висел новый бог Ньер.

— Я все сделал, как ты велел, княже, — Горбун повернулся к пленнику с таким видом, как будто Велеслав пришел к нему в гости, а он как радушный хозяин собирался продемонстрировать князю все свои лучшие диковинки, — подготовил его.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Велеслав усмехнулся. По бледной коже пленника на пол вяло стекали тонкие струйки крови.

Грудь, живот, бока — все было покрыто узкими, вспухшими ранами, которые оставляла после себя любимая плеть Горбуна.

Князь подошел поближе, пленник слабо шевельнулся. Тогда Велеслав резко поднял его голову за подбородок, вынуждая смотреть на себя. В жгуче-черных глазах чародея плескались ненависть вперемешку со страхом.

«Значит, со связанными руками ты вообще беспомощен, братец», — Велеслав удовлетворенно хмыкнул и совершенно неожиданно представил на месте этого горе-чародея свою жену. Узкие ручейки крови, стекающие по нежной, но теперь изодранной в клочья коже. Велеслав моргнул, и видение пропало. Тогда он спросил:

— Что ж ты себя не исцеляешь?

Голова в его пальцах дернулась, и Велеслав почудилось, что на миг черные радужки пыхнули алым. Но нет… показалось.

— Не… могу… — Ньер закашлялся, облизнул распухшие, прокушенные и запекшиеся кровью, — себя… не могу…

— Жаль.

Велеслав помолчал. Прошелся туда-сюда. Горбун стоял рядом, застывший гигант, готовый по его приказу свернуть пленнику шею или оторвать руку — в зависимости от пожеланий хозяина.

— Ну вот и скажи, Ньер, какая мне от тебя польза? Таро сбежал…

— Он мертв! — выдохнул чародей, — клянусь Солс, он мертв уже!

— Знать не знаю, кто такие Солс, — Велеслав упер руки в бока, — но ты так и не ответил на мой вопрос. Какая мне с тебя польза? Ты ведь совершенно беспомощен. Ты даже сбежать отсюда не можешь, используя свои чары.

Он повернулся к Ньеру. Тот молчал, сверля его ненавидящим взглядом. А затем, тяжело роняя каждое слово, произнес:

— У тебя нет детей, князь.

— Ну да, у меня нет наследников. Потому что моя жена оказалась бесплодной и проклятой богами тварью.

И вздрогнул, когда услышал тихий, лающий смех чародея.

— Горбун, сделай так, чтобы этот недобог более не хотел насмехаться.

Уродливая тень двинулась вперед. Шлепок — и голова чародея беспомощно мотнулась, из разбитого, сломанного носа хлынула кровь.

— Я не люблю, когда надо мной смеются, — пояснил Велеслав.

Ньер захрипел. Уставился на Велеслава исподлобья, так что князь почувствовал себя неуютно. А кто их знает, этих магов, на что они способны?