Его Медвежество и прочие неприятности

Страх распустил ледяные щупальца, выползая из своей норы. Пол под ногами стал трясиной. Узнала? Заподозрила? Миранна решила прислать письмо? Нет, невозможно! Грэй говорила, что женщина откупилась и уехала. Демон! Знать бы куда…

— В мой кабинет, — приказ звучал хрипло и отрывисто. Схватив Лери под руку, почти бегом направился в покои. Приложив ключкольцо к пластине, едва дождался бледно-зелёного свечения, менявшего цвет узора в рамке вокруг замка.

Подтолкнув девушку вперёд, едва запер двери, и тут же, не дав произнести первое слово, подхватил на руки, впиваясь яростным поцелуем. И облегчение превратило кости в желе. Ответила ему! Не закрылась, отворачиваясь и пронзая сердце без меча, а обвила шею руками, прижимаясь в голодном желании принадлежать.

Кажется, она о чем-то хотела говорить… А он хотел слушать, потому что это действительно важно. Любой пустяк, даже крохотная мелочь — все из ее уст стоило внимания всецело, но руки рвали кружевную пену белья, и жажда, растрепав в клочья паутину самоконтроля, выплёскивалась в кровь набиравшим обороты безумием.

— Лери… — шептал, в раскрытые для него губы, — моя, — рычал под треск рвущейся шнуровки. Бледно голубая ткань распахнулась, освобождая сладкую награду. Два вздернутых холмика мягкой плоти венчали бледно розовые жемчужины. Он знал их на вкус, но хотел снова и снова. Сосал и лизал, будто голодное животное, громкостью ее стонов празднуя свою победу.

— Бьёрн, м-м-м…

Творец, как он любил ее рот! Целовал бы бесконечно, но сейчас этого было мало. Пальцы трогали мягкие складочки, растирая сочившуюся влагу. Там все такое мокрое и набухшее — он должен это видеть!

Несколько шагов — и Лери на кровати. Платье исчезло и того быстрее, но на себя уже не хватало терпения. Закинув стройные ноги себе на плечи, Берн освободил окаменевшую плоть и толкнулся в шелковое лоно.

Это было невыносимо, каждый раз как первый, и мир разлетался на звенящие осколки, исчезая в мареве густого, как мед, желания. Она такая тесная… и сама стремится навстречу, принимая его в себя. Открытая и возбужденная.

Только первые несколько толчков были медленными. Чтобы растянуть и подготовить под себя. А потом он сорвался, жесткими движениями утверждая свое право владеть ей. Лери — его! Всегда только его, а прошлое останется в прошлом…

Маленькая лэрди выдержала не долго. Сжала его, цепляясь пальчиками за покрывало, и хриплое «Бьерн!» увлекло его следом. До предела впечатав в себя нежные бедра, он сорвался в собственное удовольствие.

— Лери… — выдохнул, наваливаясь сверху. Подгреб к себе, утыкаясь лбом в висок и прижимая обнаженную девочку к груди. Она дышала так же тяжело и часто. Перебирала короткие волосы на затылке, а он ласкал бархатную кожу. Умиротворение мягким облаком обволакивало сердце, и собственный страх казался нелепым. Но их единение продлилось недолго. Маленькая лэрди забеспокоилась.

— Бьерн, нам надо поговорить…

Да, точно. Разговор. Но что успело случиться?

— …Это очень важно, — подтвердила его молчаливый вопрос. С гораздо большим удовольствием он бы еще несколько раз вмял жену в кровать, однако Бьерн без промедлений отстранился. Набросив на себя покрывало, Лери скользнула под руку — маленькая лэрди любила обниматься.

— Я слушаю, родная, — перетянул к себе на колени.

— Это касается Дорис. Я бы хотела найти и наказать ее обидчиков. А еще в замке… де Моублэйна остался мужчина, который ей нравился. Вильям. Помощник конюха.

Всего лишь просьба — но для него это был приказ, равный приказу короля, а может и выше.

— Кто ее обидел?

— Я не знаю…

Бьерн мысленно выругался. Он мог многое, но приказать говорить на столь трудную тему? Не сделать бы хуже.

— И она ничего не говорит мне, — горько закончила Лери, — почему?

Его маленькая красавица так искренне переживала за свою подопечную. Заботилась о ней, как должно заботиться хорошей госпоже о тех, кто делает жизнь легче. Бесконечно нежно Бьерн приподнял опущенное личико и заглянул в лазурно-зеленые омуты.

— Наверняка для нее это до сих пор трудно. И я не знаю, как бы поступил сам, но точно не требовал бы правды сию секунду. Возможно, твоя служанка захочет поговорить позже. А что касается Вильяма… Я пошлю проверенного человека разузнать о нем, однако заставить мужчину прийти сюда против воли — толку будет мало.

Он мог говорить с ней о чем угодно. Рассказывать о тяготах прошлых походов, собственных мыслях — вообще о любой мелочи, что зацепила внимание или показалась забавной. Это было легко, как и признавать свое бессилие в некоторых вещах. И лишь одно колючей отравой сидело под языком, и его нельзя было вытолкать.

Оставить прошлое в прошлом… Но как это сделать, если мысли снова и снова пачкаются о грязное пятно собственной ошибки?