Его последние дни

Я вдруг подумал, что я сам перешел из вертикальных в горизонтальные. А еще теперь Розенбаум меня точно не выпустит отсюда.

Я задремал и проснулся от того, что в палату вошли как минимум два человека. Спросонья автоматически раскрыл глаза и поморщился от разочарования. Тошнит уже от этой обстановки.

К моей кровати подошел заведующий, если я правильно запомнил его должность, и Ольга. Та самая сестра, которая первой встречала меня в этом славном отделении. Интересно, почему я не узнал ее по голосу? Конечно, не стоит и говорить о том, что она и близко не похожа на ту медсестру, которую я представлял себе с закрытыми глазами. Фантазия всегда лучше реальности.

— Что произошло? — рванул с места в карьер заведующий.

— Упал. — Я тут же почувствовал, что губа опухла и говорить неудобно.

— С кровати на табуретку? — скептически поинтересовался он.

— Тогда уж с унитаза на пол.

— Послушайте, у меня тут не детский сад. Больше никаких предупреждений не будет. Одного из вас я выкину из этого отделения, и пусть с вами разбираются как с буйными.

Я опешил. Помимо того что его грозный голос совсем не соотносился с внешностью одуванчика, так еще и в его словах не было смысла.

— Из каких таких нас? — уточнил я.

— Из драчунов!

Я чуть не хихикнул, но из уважения к чувствам всех суровых людей на Земле сдержался.

— Я вас не понимаю.

— Вы опять с Семецким сцепились? — невпопад спросил он.

— Я даже не знаю, кто… — Но тут я догадался, кого имеет в виду заведующий, и помотал головой. — Нет, он тут вообще ни при чем.

Заведующий смотрел на меня так, будто пытался заставить в чем-то признаться.

— Сначала вы двинули ему в челюсть в столовой, а теперь он вам в туалете? — наседал он.

— Да я даже не знал, что он там был!

— В общем, мне весь этот цирк не нужен, еще раз хоть что-то произойдет — выкину из отделения обоих, понятно?

— Что, например? — уточнил я как можно более нейтральным тоном.

— Что угодно, что нарушает дисциплину и распорядок и в чем замешаны вы оба.

— То есть если у него кукушку сорвет, то я тоже под репрессии попаду?

— Мы разберемся, у кого кукушку сорвало, а кто просто нарушитель, мы в этом профессионалы. Понятно? — Он уже почти не скрывал раздражения, и я решил больше с ним не разговаривать.

— Понятно.

Он еще какое-то время сурово смотрел на меня, потом спросил у сестры:

— Что там с уздечкой?

— Ну, подорвал, но ничего критичного, — ответил я за нее. — Что вы раздуваете…

Заведующий развернулся и ушел, не прощаясь. Сестра проводила его взглядом, потом сказала:

— Могу мазь дать, но в целом само заживет довольно быстро. Отек скоро спадет.

— Спасибо, как-нибудь без мази обойдусь.

Сестра тоже ушла. Я осмотрелся. Сержанта в палате не было, зато на своей койке сидел Сыч и смотрел в окно. Какой длинный и безумный день. А еще даже не ужин.

— Вы как? — спросил Сыч участливо.

— Нормально.

Я откинулся и уставился в потолок. Итак, наверняка еще предстоит разговор с Розенбаумом, и нужно бы к нему подготовиться. Он, в отличие от заведующего, будет копать глубже. Если я ему расскажу про приступ, точно не выйду. Может, действительно соврать, что мне Тощий в челюсть въехал? Мне-то какая разница? Я утром отсюда выйду, если Розенбаум не найдет у меня признаков какого-нибудь сумасшествия, а этот черт и правда буйный.

Моральная дилемма. Подставить говнюка и самому в некотором смысле стать говнюком, но выйти на свободу — или остаться в дурке с мутными перспективами, но хорошим человеком. Посмотрим, чем мне грозит пребывание в психушке, забудем на минуту, что меня от нее уже тошнит. Будут лечить. И, справедливости ради, все-таки есть от чего, судя по приступу.

С другой стороны, не стоит забывать, что когда пишешь — случается всякое. Мог пережить что-то из жизни Андрея. Да, такое ведь бывает. Все писатели знают про эту странную связь. Пишешь про отравление — отравляешься, пишешь про дурку — сходишь с ума. Да и опять-таки я ведь до этого приступа не мог написать ни строчки, то есть контакт с героем потерял. Вот он и восстановился. Теперь материала гора, пиши не хочу.

Я решил временно отложить моральную дилемму, связанную с Тощим, и написать следующую главу. Сунул руку в карман за телефоном и ничего не нашел. Посмотрел вниз и вывернул карман наизнанку, как будто он настолько большой, что смартфон мог в нем затеряться.

Я тут же вспомнил, как Ольга украла у меня флакон духов, когда я заезжал в дурку. А пока меня таскали санитары и я валялся с закрытыми глазами в полуотлетевшем состоянии, могла и телефон свистнуть. Нет, наверное, я просто уронил его во время всех этих приключений.

Я встал с кровати и быстрым шагом пошел в туалет. Но, увы, ничего там не нашел. А так как и на полу в коридоре телефона не наблюдалось, значит, все-таки кто-то его тиснул. Либо санитары, либо Ольга. Я пытался вспомнить, синхронизированы ли у меня заметки с облаком. Если нет — значит, и книги больше нет.

Я вышел из туалета и наткнулся на санитара. Но я не знал, как выглядели санитары, принесшие меня в палату. Не понимаю, у кого спрашивать, кроме сестры.

— Это не вы меня из туалета несли? — поинтересовался я у санитара.