Его последние дни

— Именно, — подтвердил Мопс, глядя на Сыча. — Народы Крайнего Севера можно разделить на два вида. Кочевые, занимающиеся разведением оленей, и оседлые — охотники на китов. А киты не круглый год плещутся у берегов. Они мигрируют. Чтобы питаться круглый год, им нужно делать запасы еды. Так вот, из-за того, что количество ртов выросло, а улов — нет, еды не хватило. Новообращенные верующие отправились в рай, по большей части. Внимание, второй вопрос: а куда попадет проповедник, уничтоживший целое племя?

— Если бы меня отправили на Север, я бы подготовился, — возразил Сыч. — Я бы знал культурный контекст и особенности местного уклада.

— И разрешили бы им совершать самоубийства? — усмехнулся Мопс. — Или не разрешили бы им принимать православие?

— Скорее второе…

— То есть вы бы поехали на Север, рассказали бы чукчам о православии, но запретили бы им становиться христианами? Так, может, и ехать никуда не надо?

— В данном случае, может, и не надо… Но это очень частный случай.

— А с папуасами? Вы уверены, что хорошо понимаете культурный контекст этого народа? Причины, сформировавшие их традиции, особенности региона? Положа руку на сердце, вы понимаете хотя бы российские традиции?

Сыч промолчал. Мопс его переиграл вчистую. Но не совсем красиво. Он все-таки давил возрастом и относительным авторитетом.

— Если бы я был проповедником, то счел бы такой размен приемлемым.

Теперь все присутствующие уставились на меня.

— Что вы имеете в виду? — уточнил Мопс.

— На все воля Божья, Господь прибрал к рукам чукчей — ну, значит, так и задумано. А мне и в ад не жалко, если благодаря мне целое племя отправилось в рай.

— Надеюсь, что вы не станете проповедником, — усмехнулся Мопс.

Сыч же смотрел на меня со смесью ужаса и интереса. Сержант пожал плечами и заметил:

— Ну и какая вообще тогда разница, примут они христианство или нет? Вариантов три: они остаются язычниками и попадают в ад; они становятся христианами и продолжают практиковать самоубийства — тоже попадают в ад или все племя фанатично отрицает обычай, продиктованный вполне конкретными условиями, и поэтому вымирает. То есть, по сути, совершает массовое самоубийство. Так и так всем в ад, разве нет? Либо им надо собраться и переехать в климатическую зону, позволяющую заниматься земледелием.

— Ну вот, то есть сменить культуру и регион, — согласился Мопс. — Потому что этот Бог, видите ли, работает только в определенных широтах. Чукчи вне зоны действия сети, так сказать. А история, кстати, реальная.

Сыч, судя по всему, чувствовал себя не в своей тарелке. Он, кажется, хотел что-то возразить или даже поругаться, но не стал. Поковырялся в тарелке, буркнул что-то и ушел с подносом. Мы проводили его взглядами.

— Ну и зачем? — спросил Сержант.

— Верующий дурак — это обезьяна с гранатой, — пояснил Мопс.

— А вы сапер? — поинтересовался я.

— Да просто настроение такое, — отмахнулся он. — Да и что вы хотите от психа? Я же сумасшедший, мне можно.

На этом завтрак закончился. Мы встали из-за стола и пошли сдавать посуду. Я задумался о трансформации Мопса в овчарку и не заметил Тощего. Он, ничуть не задумавшись, практически машинально ударил по моему подносу снизу. Поднос перевернулся, все посыпалось, зазвенело. Все окружающие получили порцию шрапнели из каши. В столовой повисла тишина. Я посмотрел на Тощего. Он ответил мне глупой улыбкой и пробубнил себе под нос:

— Давай-давай! Попиздимся давай! Дурак! Давай-давай!

Мне вдруг стало понятно, что он совсем нездоров. Он не понимает, что происходит. Может быть, он даже не знает, что драка — это конфликт, а не способ общения или игра. Он привык к такому способу коммуникации. К побоям, оскорблениям, унижениям. Скорее всего, так было принято в его семье. В целом его родных даже можно понять: не возиться же с психом, тратить на него силы. Проще шпынять и бить. Наверное, иногда ему удается собраться, с переменным успехом он приходит в себя, но в данный момент все совсем плохо.

— Хочешь всечь ему? — Рядом со мной возник Денис. — Я никому не скажу. Он и меня достал, но я-то на работе.

— Да ну его.

— Дело твое, — пожал плечами санитар. — Собирай посуду тогда. И весло не забудь. Оно вон под тот стол улетело. А то потом искать будешь.

Я сходил за указанной ложкой, достал ее из-под стола, вернулся к месту аварии и обнаружил, что Мопс уже собрал мою посуду.

— Держите. — Он протянул мне поднос с тарелкой и чашкой.

— Зачем вы это сделали? — вместо благодарности спросил я.

— Ну… — Он смутился. — Захотел вам помочь.

Мопс поспешил ретироваться, как будто опасаясь, что я спрошу еще что-то. Я стоял и смотрел ему вслед, пытаясь понять его мотивы. Можно было бы списать все на то, что он псих, но, судя по разговору за столом, — сейчас он в норме.

Я сдал посуду, вернулся в палату и обнаружил там необычайное столпотворение. Сразу две сестры и два санитара переодевали горизонтального. За всем этим наблюдал незнакомый мне доктор и какая-то полная женщина с кипой бумаг в руках.

— Что происходит? — поинтересовался я у Сержанта, привалившегося к стене у входа.

— Выписывают Костика.