Его последние дни

— Иа, иа, иа! — затараторил его оппонент.

Я закрыл глаза и потер лицо рукой. Ну, так и вправду недалеко до дурки. Надо как-то притормаживать свою фантазию. Меня кто-то потряс за плечо. Оказалось, что это Денис. Наверняка он звал меня до этого, но я не слышал, потому что он сидел справа.

— Ужин пора накрывать, говорю. Пойди погуляй пока.

Психи покидали помещение. Какой-то санитар двигал столы. Я кивнул, соглашаясь. Аккуратно собрал листы, вернул ручку и вышел из комнаты досуга.

Помимо истории отца меня занимал еще один вопрос. Архан, родившийся до Андрея. Хотя мне казалось, что я не могу контактировать с ним напрямую. Это значит, что есть какое-то другое условие? Не касающееся Андрея. Какая-то ошибка выжившего?

Я вошел в палату и едва не вскрикнул. На койке недавно выписавшегося горизонтального лежал мертвый мужчина в военной форме. На том месте, где у горизонтального была опухоль, у него зияло выходное отверстие от пули. Я тут же зажмурился и привалился к дверному косяку. Досчитал до десяти и открыл глаза. Конечно же, никого там не было. Надо тормозить воображение, срочно.

— Все в порядке? — спросил у меня Мопс, проследивший мой взгляд.

— Мы в дурке.

— Ну… — смутился он.

Я положил книгу на тумбочку, лег на койку и отвернулся к стене. Закрыл глаза и тут же уснул. К счастью, мне ничего не снилось. Последний раз я так спал в армии. Тот самый случай, когда между командой «отбой» и командой «подъем» не существует времени вообще. Разбудил меня Мопс. Он аккуратно потряхивал меня за плечо.

— Там ужин…

— Угу.

Я резко сел и сразу же понял, что вымок насквозь. Даже по лицу течет пот. Я посмотрел на Мопса, на его лице явно отражалась тревога.

— Что?

— Совсем плохо? — сочувственно спросил он.

— Баня приснилась, — отмахнулся я. — С девками. И знаете, что самое страшное?

— Что? — опешил Мопс.

— В бане был Лев Николаевич.

— Толстой? — совсем растерялся Мопс.

— Угу.

— Так и что страшного?

— Он бородой запутался у девки в волосах, ну, которые там. — Я указал себе на пах. — Представляете, в каком положении оказалась русская литература?

— Какая возмутительная чушь! — побагровел Мопс, крутанулся на месте и пошел на ужин.

Я улыбнулся, но тут же скривился. Снова прострелило ухо. Опять зазвенело. Да когда ж это кончится? Я встал с кровати, подошел к Сычу. Потряс его за плечо. Он, как и ожидалось, не реагировал.

— Пошли, братан, надо есть. Потом разберешься в ваших отношениях с боженькой.

Сыч не двигался. Я вздохнул, лег на бок прямо перед ним, закинул его руку себе на плечо и перекатился с кровати, одновременно вставая на ноги и поднимая Сыча за руку.

— Ну, значит, так пойдем.

— Да я сам, — вдруг сказал он.

Я отпустил его руку. Сыч пошатнулся, пришлось поддержать за локоть. Он смотрел на меня удивленными глазами и то открывал, то закрывал рот, как будто не зная, что сказать.

— Ну так пошли.

Первое, на что я обратил внимание, зайдя в столовую, — быстрый испуганный взгляд Тощего. Он понял, что я его вижу, и весь сжался. Я покачал головой. Переборщил.

Мопс сидел не на своем обычном месте, а в дальнем углу. Всем своим видом он демонстрировал возмущение моей безобидной шуткой, и я решил к нему не подсаживаться. Подавится еще.

Мы с Сычом молча сели за стол. На ужин давали макароны, чуть посыпанные сахаром. Это сочетание всегда казалось мне странным. Я закинул в рот одну макаронину и тут же выплюнул ее. На вкус как земля. Я уставился в тарелку, потом осмотрелся. Все вокруг радостно жевали. Даже Сыч закидывал макарохи в топку, хоть и без видимого удовольствия.

Ну не могут же все с таким наслаждением есть что-то на вкус неотличимое от земли. Я предпринял вторую попытку. Но ничего не изменилось. Стало только хуже. Сахар захрустел на зубах, делая сходство с землей абсолютным. Я отложил ложку, одним махом выпил чай и сдал посуду.

Через минуту я поймал себя на том, что аккуратно заглядываю в палату, опасаясь увидеть мертвеца на месте горизонтального. И это стало последней каплей. Кукуха у меня поехала окончательно.

Я развернулся и пошел в ординаторскую. Уверенно и настойчиво постучал в дверь. Примерно через пятнадцать секунд мне открыли. Мне повезло, передо мной стоял Розенбаум.

— Дайте мне лекарство, — выпалил я и протянул руку.

— Какое? — не понял он.

— Ну какое вы там выписали!

— Вам выдаст его сестра перед сном. — Розенбаум смотрел на меня со странным выражением лица. Как будто впервые увидел.

— Ну можно же чуть-чуть ускорить процесс?

— Да что происходит?

— Мне плохо, не видно разве?!

Он осмотрел меня с головы до ног и кивнул. Вышел из ординаторской и прикрыл за собой дверь.

— Выглядите не очень хорошо. А что происходит?

— Меня трясет, видите? — Я вытянул руку, показывая, как она дрожит. — Буквально трясет.

— Почему?

— Это вы доктор, а не я. Вы говорили, надо пить таблетки? Я готов!

— Боюсь, это не совсем так работает. Таблетки подействуют дней через десять.

— Ну дайте то, что подействует быстро! — застонал я.

— А что должно произойти-то? Что лечим?

— Я не знаю, мне плохо! Я схожу с ума! Мне мерещится какая-то ерунда.

— Что вам мерещится?