Микки подрывается среди ночи от адского грохота в дверь и даже не сразу соображает, в чём дело. Озирается по сторонам в непривычной темноте, лишь через несколько резиной протянувшихся секунд соображая, что это барабанят в дверь. Вариантов, кто среди ночи может пытаться снести её с петель, не так много, и он, быстро впрыгнув в штаны, зажигает свет и выходит в прихожую. Пистолет в руке за последние несколько недель опять становится привычным, а ведь он почти отвык за годы спокойной жизни.
Глубоко вдохнув, он открывает дверь.
— Снимай штаны, – командует Галлагер, влетая внутрь и на ходу стягивая футболку.
Микки осоловело моргает, глядя на него, и, кажется, тупит. Во всяком случае, Галлагер выглядит так, будто порет нечто удивительно очевидное, а Микки так и не соображает, какого хуя это чересчур бодрое мудло делает у него среди ночи.
— Не стой, – поторапливает тот, и он выгибает бровь.
Придирчиво смотрит на Галлагера, который скачет на одной ноге, снимая джинсы, и закатывает глаза. Пока Йен сшибает углы в его квартире, Микки успевает запереть дверь, поставить пистолет на предохранитель, убрать его на место и закрыть шкаф, а потом оборачивается и, сложив руки на груди, спрашивает:
— Ты опять обдолбанный?
— Отъебись. Почему ты до сих пор в штанах?
— Потому что ты до сих пор не ответил на мой вопрос.
— Жопу подставляй!
— Язык прикуси!
Галлагер смотрит на него, часто дыша, а потом в два шага сокращает расстояние между ними и целует в губы. Жёстко целует, прижимая к себе, и до Микки совсем не сразу доходит, что его можно и отпихнуть.
— Блядь, да что с тобой? – орёт он, упираясь кулаком ему в грудь.
Костяшки ноют, вспоминая встречу со стеной, и Микки морщится. Галлагер не отвечает: опять подходит и накрывает ладонью член, а у Микки рёбра выворачивает. Связался с охуенно ебущей истеричкой, и мозгу теперь похуй на то, насколько сильно пару часов назад выебали его.
— Никаких истерик, Галлагер, – тихо говорит Микки у его уха, и тот часто кивает.
Микки, в общем-то, по барабану, во сколько Йен к нему заявляется и требует жопу, если ему яйца не выкручивают. Фигурально, разумеется, в буквальном смысле границы немного размываются, там раз на раз не приходится.
— Мы либо просто трахаемся, – продолжает он, – либо держимся друг от друга настолько далеко, насколько это возможно. Понял?
— Да похуй, – невнятно отзывается тот.
Хоть в чём-то они солидарны.
Через несколько минут Микки уже охотно гнётся навстречу растягивающим его пальцам и прикусывает костяшки, насаживаясь. Галлагер не спешит, тянет сосредоточенно, слегка поглаживая внутри и дыша между лопаток. Смазки не жалеет, хотя Микки уже давно не больно, он с первого движения получает кайф и позволяет трахать себя так, как Йену удобно. И нет, шлюхой он себя по-прежнему не считает. С чего бы? Галлагер об этом если и думает, то ему хватает ума мысли не озвучивать.
Микки похерам, что он там думает.
Всё идёт нормально до того момента, пока Галлагер не принимается вдалбливаться в него членом сразу на всю длину.
— Ты, блядь, охуел? – чуть не срывает голос Микки, вжимаясь в матрас, чтобы хоть как-то уменьшить напор, потому что он уверен: так больно ему не было даже в первый раз.
— Просто хотел проверить, – пытается невозмутимо ответить Галлагер, но голос немного подрагивает, и замедляется он мгновенно.
Микки до сих пор не может отдышаться.
— Что проверить? – спрашивает он, продыхивая каждый слог.
Галлагер не отвечает, но он и сам догадывается: не трахался ли он с кем-нибудь, пока его не было. Поехавший, блядь, мудозвон, Микки завтра весь рабочий день на этой жопе как-то сидеть. Он вытягивает назад одну руку и пытается отпихнуть от себя Галлагера, но тот мягко, успокаивающе проходится ладонью по спине и осторожно берётся за плечо.
— Извини, – шепчет почти беззвучно. – Я просто думал, ты тогда меня выставил, потому что у тебя кто-то есть.
— Что ты несёшь, блядь? – никак не может сообразить Микки и тут же закусывает губу, потому что сейчас всё наконец-то правильно, хоть жжение никуда не делось.
— Думал, ты бросаешь меня ради кого-то ещё.
— Я не говорил, что я тебя бросаю!
«Мы с тобой даже не встречаемся», – хочет добавить он, но вовремя прикусывает язык. Не лучшее время для этой фразы, всё-таки член Галлагера ещё в его жопе.
— Извини, – чуть громче повторяет он и целует между лопаток.
Стыдно признаться, но это возбуждает ещё сильнее, чем то, что его член ездит туда-сюда по простате.
Может, и не стыдно. Это же секс, тут нет никаких запретов, да?
Хотя то, что он впервые выстанывает имя Йена, когда кончает, всё же немного неловко.
Задница наутро предсказуемо болит, Микки даже слегка прихрамывает и ненавидит, всей душой ненавидит еблана Галлагера, у которого нет языка, чтобы что-то спросить. Хотя Микки и сам виноват: он же запретил ему болтать и сказал, чтобы ничего не ждал. А хер пойми, что у Галлагера в башке.