Эй, Микки! (СИ)

— Он не заслужил этого всего. Такой классный, а вместо мужиков попадаются сплошные мудаки, которые западают на красивую мордашку, член и подтянутое тело. Может, раньше его это и устраивало…

— Мэнди, – опять одёргивает Микки, – не надо. Есть вещи, которые мне о нём лучше не знать. Про субординацию слышала?

Про субординацию, да. Это он очень удачно слово вспомнил, потому что, пока она говорила, в голове стучало только слово «ревность». Как будто у него есть хоть один повод ревновать Галлагера.

Когда в душ идёт Мэнди, Йен как-то пытается развлекать Микки, но получается откровенно отвратно – хотя бы потому, что язык у него во рту еле ворочается. Он болтает о какой-то херне, путает окончания, меняет местами слова, но Микки его каким-то непостижимым образом всё равно понимает и даже умудряется сдерживать смех. Потому что такой Галлагер правда смешной.

Потому что смешной Галлагер – это легче, чем срывающийся на людей или пытающийся сесть за руль, нихуя не соображая.

Получасом позже свет уже погашен. Микки лежит в кресле и почему-то жуть как хочет видеть макушку Галлагера, но подлокотники мешают, и он, разозлившись, поворачивается спиной к дивану. Всё слишком запуталось, и это бесит, потому что разбираться не хочется.

Хотя что тут разбираться?

Вряд ли Галлагер смог бы запасть на кого-то менее подходящего. Вряд ли.

*

Звонкий писк будильника утром четверга ввинчивается в мозги раскалённым сверлом. Микки подрывается на кровати и не сразу соображает, где находится, но тут его взгляд натыкается на взъерошенный затылок Галлагера, с глухим стоном пытающегося дотянуться до телефона и вырубить этот ад, и он вспоминает. Звук затихает, Мэнди ворчит и накрывается одеялом с головой, а Галлагер оборачивается и сонно улыбается.

— Доброе утро, – говорит шёпотом.

Микки сначала просто кивает, но тут в памяти всплывают вчерашние слова Мэнди, и он хрипло выдавливает:

— Доброе.

И понимает, что не врёт. Оно и правда доброе. Во всяком случае, убивать впервые за долгое время совсем не хочется.

— Я по будням дома не завтракаю, чтобы Мэнди не будить, – продолжает шептать Галлагер.

— Я по будням вообще не завтракаю.

— А когда я у тебя первый раз остался? – сводит брови тот, и Микки бросает быстрый взгляд на Мэнди.

Галлагер соображает в секунду и выглядит так, будто спизданул лишнего. Он и спизданул, и надеяться остаётся только на то, что она уже успела уснуть. В первый раз остался. Йен, блядь.

Паника перещёлкивает выключатель, и ответа Галлагер уже не ждёт. Он встаёт с кровати и уходит в ванную, пока Микки, с трудом скрежеща шестернями, вспоминает, что он тогда и правда накормил Йена завтраком. Ну, пусть считает Микки образцом гостеприимства. Ему же ни к чему знать, что он всю ночь не спал, поэтому проголодаться успел как зверь.

Утро как будто расставило всё в мозгах по своим местам. И на Йена злиться не хочется за сцену, и на Мэнди за то, что наговорила. На себя хочется, но Микки гонит эти мысли. Он улыбается Галлагеру, когда тот выходит из ванной, а потом технично скрывается и сам чистить зубы, потому что Йен снимает домашнюю футболку, а Микки не железный.

Микки, блядь, только сейчас вспоминает, что они вчера собирались трахаться, пока этот огромный шкаф Мэнди – серьёзно, он такой огромный, что там наверняка можно отыскать небольшую африканскую Нарнию, – им не помешал. И это не смешно, потому что у Микки, кажется, развилась ебанутая зависимость, и он не в курсе, как от неё избавиться.

Через полчаса они сидят в машине на парковке у «Макдоналдса». Микки пьёт обжигающий кофе, потому что он тут охуенный, и «Старбаксы» никакие не нужны, а Галлагер жуёт булку и запивает её чаем, в который всыпал четыре пакетика сахара, стащив один у Микки, и влил молока. Микки хотел было закатить глаза, но понимает, что это забавно – смотреть на Галлагера, который не сидит с унылым видом, а бодренько работает челюстями и прихлёбывает чай.

— Пришлось поменять будильник, когда Мэнди ко мне переехала. У меня раньше песня стояла…

— Я помню, – перебивает Микки, и Йен кивает.

— У меня теперь паранойя, и я каждый вечер проверяю, тот ли будильник я включил, а то вдруг она услышит.

— С будильником ты не прокололся, – пожимает плечами Микки и делает большой глоток, – зато решил сказать вслух, что ночевал у меня не раз.

— Мэнди крепко спит, – не особенно убедительно бубнит Галлагер.

Микки смеётся, и тот сначала смотрит на него с подозрением, а потом расправляет немного плечи. Не вынуждал бы с ним разговоры вести и напоминать, для чего они видятся, цены бы ему не было.

А вообще ему нравится это утро. Что-то назойливо стучит в голове, напоминая, что это не насовсем, поэтому он пытается особенно в атмосферу не погружаться, но сегодня непривычно.

Сегодня – легко.

Едва войдя в офис, они расходятся сразу каждый по своим местам и не видятся даже за обедом. Микки и с работы-то уходит, так и не отследив, куда пропал Галлагер, а тот, оказывается, не пропал: ждёт его около машины.

— Ты в мои личные водители подался?