— Да заткнись, блядь.
Когда Галлагер наконец-то хватается за ремень его джинсов, Микки от облегчения чуть не съезжает по стене. А Галлагер продолжает мурыжить, сука: он тянет вниз молнию джинсов, а потом, вместо того чтобы их снять, медленно расстёгивает и пуговицы рубашки, следом спускаясь губами по груди и животу.
Микки даже не сразу слышит, как звонит галлагерский телефон. Да и так больше не слышит, а чувствует вибрацию в кармане, которая отдаётся по всему его телу.
— Выруби нахуй.
Тот тянется за телефоном, не отрываясь от Микки. Вы посмотрите на него, умеет всё-таки два дела одновременно делать. Ну или просто прирос уже так, что отрывать только вместе с сосками.
Не хотелось бы.
Галлагер смотрит на экран с сомнением, а потом переводит взгляд на Микки, немного отстраняясь.
— Не смей, – предупреждает он.
— Мэнди никогда мне не звонит, – говорит Йен, хмуро сводя брови. – Мы договорились ещё в прошлый раз, что звонки на случай форс-мажоров.
Микки почти ненавидит себя за то, что тоже чувствует беспокойство, потому что эта сучка умудряется им мешать, даже не будучи уверенной, что они трахаются.
— Йен, забери меня домой, – слышит он неожиданно высокий голос Мэнди и настораживается.
— Что сл… – пытается Йен, но та его не слушает, продолжая тарахтеть:
— Я не знаю, где ты, пожалуйста, забери меня домой, пожалуйста, Йен, забери меня.
— Тихо, – командует Галлагер, и она, всхлипнув, слушается. – Где ты?
— В торговом центре около кафе. В туалете на четвёртом этаже.
— Десять минут, – сухо отвечает он и, отключившись, со вздохом упирается лбом в стену над плечом Микки. – Поехали.
— Хорошо, что мне похуй на знаки и прочую херабору, – усмехается Микки, застёгивая рубашку.
— Когда я доберусь до твоей задницы, я вытрахаю тебе через неё душу, клянусь.
Микки хочет продолжить какой-нибудь шутеечкой, но не получается. У него в голове голос Мэнди – такой истеричный, каким он никогда его не слышал. И довольно глупо надеяться, что дело в домогательствах очередного посетителя: Микки вдруг думает, что её мужика не было у подъезда не просто так. И что тот прекрасно знает, где она работает. И что они дохера расслабились, раз даже не подумали, что он может найти Мэнди в её забегаловке.
Они добираются до нужного торгового центра в обещанные Галлагером десять минут. Обходят весь первый этаж в поисках эскалатора или лифтов – да хоть чего-нибудь, на чём можно подняться наверх. Микки взвинчен. Галлагер тоже, это становится понятно, когда тот чуть не вцепляется в грудки охранника, зависшего после вопроса «Как попасть на четвёртый этаж?».
Они, оказывается, раз пять прошли мимо лифтов и ни разу их не заметили.
Когда Галлагер вызванивает Мэнди, стоя напротив туалета, Микки уже почти трясёт от ярости, потому что он не знает, что увидит, и даже представлять не хочет. Он нарисовал в голове самые ужасные картины, но почему-то легче, когда Мэнди выходит, не становится: у неё одна ссадина на скуле, но она прихрамывает и двигается боком, затравленно озираясь по сторонам. И ахает, когда Микки крепко её обнимает.
— Что случилось? – тихо спрашивает он, чуть ослабляя объятие.
— Думаю, меня уволили, – весело отвечает она и тут же начинает смеяться.
Она смеётся, размазывая слёзы по щекам, а у Микки мороз по коже. И он знает, что ей бы сейчас влепить пощёчину, чтобы успокоилась, но он не может. Поэтому немного её баюкает, и пару минут спустя она успокаивается и виснет на нём, опустив руки.
— Это как-то связано с Кеньяттой? – осторожно начинает Галлагер, подходя ближе и протягивая ей стакан воды. Где успел-то.
— Ты запомнил имя, – фыркает Мэнди и опять растягивает губы в улыбке.
— Да, – прежним тоном продолжает тот, – так что случилось?
— Меня точно уволили, – стуча зубами, отзывается она и делает пару глотков. – Кеньятта. Посетителей распугал. Шесть незакрытых столов. Мне надо их оплатить. А ещё неустойка, ущерб. А я просто хотела жить другой жизнью. Просто хотела забыть про Саус-сайд. Йен, как у тебя получилось? – повышает голос она, выворачиваясь из рук Микки и подходя к Йену. – Как? Хотя ты сильный, и с семьёй тебе повезло, – и тут же без перехода заявляет: – Я должна вернуться к Кеньятте. Да? Это же правильно? Что я ещё могу сделать?
Микки цепенеет и видит, как сжимаются кулаки Галлагера. Внутренности сковало морозом, но он умудряется ровно сказать:
— Нет, не должна.
— Конечно, нет, – подхватывает Йен.
— Но я не прижилась!
— Глупости, – настаивает тот.
— А на что мне ещё претендовать? Я только тарелки подавать умею и трахаться! Может, мне в проститутки пойти? Потом до эскорта рукой подать, а там и выберусь из этой хуеты!
Проходящая мимо баба смотрит на Мэнди с отвращением, но под взглядом Микки тушуется. Он уверен, что всё, что сейчас есть в его глазах, – желание убивать. Никогда в жизни он ещё так сильно не хотел кого-то отпиздить. Не в два удара вырубить, а вдумчиво, старательно разъёбывать, ломая кости и превращая органы в невнятную мешанину. Никогда. Если бы мужик Мэнди оказался сейчас здесь, Микки превратил бы его в кровавый мешок раздробленных костей.