Эй, Микки! (СИ)

Потом была драка Микки с бывшим Мэнди, пока Йен сидел в её квартире и прислушивался так старательно, будто от этого зависела его жизнь. Ему тогда казалось, что зависела. Он мысленно уже успел выйти в коридор, увидеть там бездыханного Микки, оказать первую помощь и, вызвав неотложку, уложить его голову себе на колени и промакивать раны. Мэнди не выпускала, и в тот момент он был охуенно близок к тому, чтобы вышвырнуть её в окно. И до двери долетел в мгновение ока, как только услышал за ней голос Микки.

Взгляд уже изменился, но до нужного всё равно было далеко.

Когда он впервые ночевал у Микки, дверь в его спальню уже была приоткрыта.

Йен почему-то запомнил глаза Микки, когда тот впервые снял с него штаны. Тогда, после клуба. Йен был нахуярен почти в ничто, но всё равно запомнил. И не потому, что в нём мелькнуло что-то незнакомое, о нет, Йен привык к хищному восторгу, когда мужики видели его член. Просто с Микки всё было по-другому. Просто Микки, выдоив его подчистую, потом взял и проглотил, и Йен чуть не рухнул перед ним на колени с клятвами вечной любви и обещаниями расцветить жизнь яркими красками.

Ярче, чем Микки уже раскрасил его жизнь, у него всё равно не получится, бесполезно и пытаться, Йен это даже сейчас понимает.

Но когда он узнал, что его член – первый, который побывает в заднице Микки… Был бы он трезвее, он бы вылизал его с головы до ног, прежде чем натянуть, но тогда было не до того. Правда, мысль вылизать теперь стучит в мозгу так настойчиво, что Йен думает: неплохо бы осуществить, когда Микки будет готов. А он будет. Однажды.

Йен совсем-совсем не верит, что это был конец. Их история – не та, которая заканчивается фразой «Я люблю тебя». Он знает, что такие бывают. У кого угодно, но не у них. Точно нет. Даже учитывая, как старательно Микки пытался показывать, будто Йен его совсем не волнует. Долго запрещал целовать (а потом разрешал, а потом опять запрещал), требовал трахаться молча, обвиняя, что Йен несёт порнушную хуету… А как ему ещё было себя вести? Раньше он всегда трахался молча, но он никогда и не влюблялся, а тут вдруг накрыло с головой. Особенно в тот раз, когда Микки вдруг слишком всерьёз дал понять, что между ними возможен только секс. Вот тогда Йену снесло башню. Вот тогда он ревновал так, что был уверен: разбомбит к хуям и Чикаго, и Иллинойс, и всю Америку. Он до сих пор не знает, чем думал, когда ебал Микки без подготовки, что он проверял? С Микки, который со всеми, кроме него, всегда был активом? «Вдруг что-то изменилось», – стучало тогда в голове, а уже через несколько десятков минут он ненавидел себя, спешно собираясь домой.

Ненавидел, потому что позволил себе сорваться. Даже не дал себе времени обдумать.

Если бы Микки ничего к нему не чувствовал, он бы не позволил отсосать ему посреди кухни, пока Мэнди была в ванной. Не позволил бы натянуть себя в туалете офиса. С каждым таким случаем Йен собирал монетки в копилку важностей, а сегодня Микки попытался её разбить.

Нихуя у него не получилось, потому что теперь-то Йен точно знает, чего он Микки никогда не позволит: думать, что чувствовать – плохо.

Весь остаток ночи в его голове собираются целые цепочки из мыслей и воспоминаний. Он не знает, сколько проходит времени, когда дверь спальни открывается. Небо уже начинает светлеть, во всяком случае, но оно и не то чтобы было чёрным, когда Микки вышел. Йен лежит с закрытыми глазами, боясь пошевелиться, и прислушивается так, что в ушах начинает звенеть.

Больше всего ему сейчас хочется хотя бы открыть глаза и сесть на кровати. В идеале – подорваться и прижать Микки к стене, встряхнуть его как следует и получить ответы. Но он ещё никогда в жизни так ярко не видел причинно-следственные взаимосвязи. Никогда ещё не знал наверняка последствий собственных поступков. А сейчас он понимает: это будет последний раз, когда он видит Микки так близко, потому что потом тот откинет его от себя максимально далеко. Без единого шанса приблизиться ещё хоть когда-нибудь. Йен не хочет рисковать, хоть он и просто неебически устал. Устал ходить вокруг да около, устал делать вид, что всё неважно и не трогает, что он – сама святость и терпимость, что его не бесит чёртов страх в глазах Микки.

Страх – бесит. Он не понимает, как до сих пор умудряется держать себя в руках. Знает только, что осталось совсем немного. Что Микки не позволит себе делать вид, будто этого разговора не было. Этот день расставит всё по местам.