Эй, Микки! (СИ)

Йен слышит тихие шаги, под которыми слегка поскрипывает в некоторых местах ламинат, а потом – звук открывшейся и закрывшейся двери в ванную. Тупо думать, что Микки всё это время спокойно продрых, а теперь вдруг проснулся, чтобы заглянуть в туалет. Нет, Йен уверен, что тот ворочался в кровати и пытался всё разложить по полочкам, прокручивал в голове каждый момент рассказа и пытался найти в своих воспоминаниях какие-то зацепки. Которых у него, конечно, нет – точно так же, как у Йена нет наивных надежд, что Микки каждый вечер, возвращаясь домой, садился за стол, открывал тетрадь, начинал: «Дорогой дневничок!» – и вписывал каждый взгляд Йена. За три года таких тетрадей накопилось бы дохера, потому что на Микки-то он смотрел куда чаще, чем в монитор своего компьютера.

Йен чуть не стонет в голос, потому что вдруг считает себя безголовым влюблённым тупицей. Кто угодно бы уже отвернулся, если бы об него вытирали ноги, но… но дело же не в Йене. Дело в Микки, который почему-то считает, что его нельзя полюбить.

Если он позволит, Йен ему всю жизнь будет доказывать, что можно. Сразу после того, как Микки извинится, конечно, потому что нервы он ему знатно вытрепал.

Между затихшим звуком слившейся воды и открыванием двери прошло времени явно больше, чем нужно, чтобы сделать полшага от раковины до двери. Йен представляет, как Микки стоит, занеся руку над ручкой, и пытается решиться выйти. Если честно, он уверен, что так оно и есть. Но дверь всё-таки открывается, и Йен снова закрывает глаза. В эту самую секунду вдруг понимает, что на боку лежать неудобно, он себе уже всё отлежал, но он сейчас не шевельнётся, даже если ему к виску приставят дуло пистолета. Потому что Микки тогда сбежит, как те еноты, которые иногда наведывались к задней двери дома Шейлы, чтобы чем-нибудь поживиться.

Скрип ламината затихает. Йен не глухой: Микки не успел дойти до двери спальни. От осознания того, что тот стоит сейчас посреди комнаты и смотрит на него, уж в этом Йен уверен, сердце сбивается в такой быстрый ритм, что Микки наверняка слышит. Должен, просто обязан слышать. Хоть кто-то должен, во всяком случае, потому что Йен будто оглох. Он ужасно хочет открыть глаза и убедиться в том, что Микки правда стоит здесь, потому что мало ли, вдруг он просто пропустил, как тот проскользнул в комнату. Лежит тут, просто так приходы ловит, а Микки на самом деле похуям: он вышел отлить, а теперь завалился обратно спать.

Да нет, конечно.

Время растягивается в бесконечность: Йену кажется, если он сейчас откроет глаза, будет уже белый день, а Микки просто подохуел, что он так долго подушку плющит, да и вообще весь этот разговор ему приснился и всё по-прежнему. Он мысли, что придётся начать его ещё раз, прошибает холодный пот, но тут пол опять коротко скрипит, а потом Йен слышит сдавленное ругательство.

Через несколько минут полной тишины он всё-таки решается открыть глаза и повернуться на спину. Микки в комнате уже нет, но дверь в его спальню не заперта, как было до этого, а приоткрыта. Он всегда так делал, если Йен ночевал на диване, с самого первого раза, когда между ними ещё даже ничего не было. Ну, как Микки думал. Эта мысль теплом расползается по всему телу, потому что Йен знает, что это значит.

Разрешение.

Разрешение ввалиться в его комнату среди ночи и прижать спиной к себе. Чтобы Микки ворчал с утра, что ему неудобно, и вообще какого хуя он припёрся – да что угодно ворчал, это же Микки.

Чего Йен точно не ожидал, так это того, что будет счастливо лыбиться в темноту этой ночью. Он очень хочет вскочить с кровати прямо сейчас и лечь уже спать там, где и должен, а ещё лучше – не спать, потому что Микки определённо стоит наказать за все его выебоны. Йен будет терзать его долго, старательно, пока он не начнёт умолять, и только тогда сжалится. И над ним, и над собой, да.

Подождать только чуть-чуть надо. Потому что если он придёт сейчас, Микки поймёт, что всё это время Йен не спал, и опять уйдёт в отрицание. Ну и ничего. Йен три года ждал, ещё полчасика подождёт.

Или… он вдруг распахивает глаза шире и рывком садится на кровати. Не будет он ничего ждать, нахер. Если только Микки дверь открытой не просто так оставил – в надежде, что Йен не заметит? Что-то типа: «Я сделал шаг навстречу, ты его проебал, это твоя проблема». Да ну нахуй. Пусть привыкает.

Йен больше не проебёт ни единого шанса.

Он встаёт с кровати и уверенными шагами входит в спальню. Даже не пытаясь быть аккуратным и не разбудить Микки – спит он, как же, – ложится на кровать, влезает под тонкое одеяло и притягивает Микки к себе.

— Опять кошмары? – негромко, но язвительно спрашивает тот, а ещё Йену кажется, будто он в его голосе слышит облегчение.

— Мне не снятся кошмары, – так же тихо отвечает Йен. – Их до этого момента наяву хватало.

— Галлагер…

— Ой, заткнись и спи, – обрывает его он и утыкается носом в плечо.

Никто не пахнет вкуснее Микки.

Ни на ком больше рука Йена никогда не лежала так, будто для этого была создана.

И никогда прежде он так быстро не засыпал.

========== Глава 26 ==========