Эй, Микки! (СИ)

— Я тоже. Отлично, что это не пустая, а то бы нелегко нам пришлось, – саркастично фыркает тот и мгновенно переключается: – Мне кажется, это я Терри убил.

— Что? – переспрашивает Микки и приглядывается, но Йен только пожимает плечами.

— Косвенно. Или не очень.

— Галлагер, во что ты вляпался? – цедит Микки.

С сигареты падает пепел.

Микки изо всех сил пытается разложить все мысли по полочкам, потому что в тюрьме Галлагеру точно не место. Но он же всё равно бред несёт. Ведь бред?

— Я часто на воскресных ужинах рассказывал Карлу и Фионе о Терри. В ту ночь была смена Карла.

— И? – торопит Микки, судорожно перебирая в голове людей, которые помогут и отмажут, если понадобится.

— Карл мог. У него… – Йен мнётся, – немного своеобразное чувство справедливости.

— Он тебе об этом сказал? – сухо спрашивает Микки, пытаясь передышать липкий страх.

— Нет.

Становится немного легче.

— А сестра говорила, что исполняющим обязанности Терри тебя сделали с её подачи? – внезапно вспоминает он.

— Нет, – удивлённо отзывается Йен. – При чём тут…

— Тебя поставили начальником, потому что у тебя есть мозги. Терри сдох, потому что Сатана наконец призвал его к себе, а то он зажился тут без привычных криков грешников. Только и всего.

— Мне похуй, – дёргает плечом Йен.

Пауза режет перепонки, потому что Микки далеко не сразу решается сказать:

— Мне нет, – и Галлагер замирает, будто боится спугнуть.

Микки уже готов прикусить язык, чтобы не пороть всякую хуйню, потому что сейчас-то Йен точно что-нибудь ляпнет. Но тот молчит. Слегка встряхивает головой, моргает, прочищает горло и говорит:

— Ладно, там явно просто время пришло.

Микки напряжённо кивает, всё ещё ожидая подвоха. Который тут как тут.

— А мне после этого снесло башню, – тараторит Йен, и Микки сейчас рад бы был провалиться сквозь землю, но пол в его квартире удивительно крепкий.

— Ты и до этого адекватностью не баловал, – умудряется как-то выразить мысль он.

— Я был уверен, что всё дело в Терри. Что как только он перестал распространять вокруг эти волны гомофобии, ты наконец рискнёшь посмотреть по сторонам.

— И нахера я должен был… блядь, Йен, – перебивает сам себя Микки и, устало вздохнув, трёт лицо руками.

Галлагер набирает в лёгкие воздуха, но он качает головой, и тот подчиняется: не произносит ни слова. Микки недоверчиво вскидывает голову в ожидании хоть какого-то комментария, но нет. Тишина.

— Ничего не хочу слышать, – наконец говорит он и ловит себя на том, что врёт.

Он хочет, ужасно хочет слушать Йена, но понятия не имеет, как должен реагировать на его слова, а не реагировать не может. Поэтому пускай Галлагер лучше молчит. Пускай кипит изнутри. Лучше он, чем Микки? Или нет?

Тот послушно кивает. Микки хочет приложить об его башку что-нибудь тяжёлое, но вместо этого бросает быстрый взгляд на часы – половина третьего ночи – и, развернувшись на пятках, уходит в спальню. Он запирает за собой дверь, тяжело опускается на кровать и утыкается взглядом вперёд.

Галлагеру хватит мозгов не заходить в спальню, когда Микки закрыл дверь. Лучше бы ему хватило мозгов съебать отсюда как можно дальше и больше никогда не показываться Микки не глаза, но стоит об этом подумать, и внутри что-то непонятно дёргает.

Чёрт, он совсем запутался.

Он падает на матрас и прижимает ладони к глазам с такой силой, будто собрался вдавить их в череп. В его голове до сих пор рассказ Йена про эти три года так и встаёт картинками. Картинками, которых Микки не видел, которые он давно забыл. Он видит себя галлагерскими глазами, но не хочет этого, потому что у Галлагера странный взгляд.

Как и за что можно любить Микки? Он никогда не пытался понравиться людям, чтобы им потом не пришлось разочаровываться, но Йену это не помешало: он проигнорировал все эти попытки и влип. И даже когда Микки начал понимать, что что-то не так, и вёл себя как последний мудак, тот от него не отвернулся, а продолжил вести себя как ни в чём не бывало. Он не ушёл ни разу, и даже сейчас Микки не слышит, чтобы хлопнула входная дверь, и представляет, как Йен лежит на незастеленном диване и смотрит в потолок.

Он не уйдёт. Микки уверен в этом так же, как и в том, что выходные предстоят непростые.

Он не уйдёт, потому что если уйдёт, всё закончится здесь, в этой самой точке. Микки осознал это только что, а Йен как будто знает его лучше и принимает все загоны как должное. Как будто готов терпеть и ждать. Его, Микки.

Почему?

Блядь, почему?

Это вопрос не для его мозгов, его нужно задавать Галлагеру, желательно приперев к стенке и приказав не пиздеть, а отвечать по существу, но это слишком. Вряд ли Микки сейчас заставит себя встать с дивана, выйти из спальни и продолжить эту херню. Это не для него. Он привык делать, а не болтать. Делать, а не чувствовать. И что пошло не так с Галлагером? С какого момента?

Сигареты остались в прихожей, а выходить Микки совсем не хочет. Он не прячется, просто…

Уснуть сегодня явно не получится.

И он боится утра.

========== Глава 25 ==========