Тот, видимо, что-то понимает, поэтому напоследок злобно зыркает из-под неандертальских надбровных дуг и сваливает. Микки приходится сделать десяток-другой глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Правда, от нирваны состояние всё же далековато, поэтому в квартиру он входит, громко хлопнув дверью.
Мэнди сидит на диване, подобрав под себя ноги, и таращится на Микки во все глаза.
— У тебя инстинкт самосохранения отказал? – отрывисто спрашивает она, подскакивая. – Или ты совсем отбитый? Он бы тебя в рог завернул!
— Обошлось, как видишь, – криво ухмыляется он, разуваясь и раскидывая ботинки в стороны.
— Ты ебанутый, Микки! – она повышает голос ещё на несколько тонов, и Микки морщится.
Пока она продолжает что-то верещать, он открывает дверцу холодильника, достаёт пиво, с хлопком скручивает пробку с бутылки и делает несколько жадных глотков. Тому, кто придумал пиво, надо просто памятник поставить, это же эликсир богов!
— Ебанутый, на всю голову ебанутый, – продолжает Мэнди, носясь по комнате из стороны в сторону.
— Прекрати материться, девушке это не к лицу, – паясничает Микки, и Мэнди застывает на месте, будто на стену налетела.
— Ты сейчас нахуй пойдёшь.
— Не было таких планов, – мотает головой он и снова присасывается к бутылке.
— У меня в планах на выходные тоже не было пункта «прикопать останки Микки в обувной коробке на границе штата»! – кричит Мэнди. – Кеньятта бы растёр тебя в порошок! Он из Саус-сайда, там проблемы по-другому не решают! Мне ли не знать, я оттуда еле вырвалась!
— Вырвалась и притащила нехеровый такой кусок Саус-сайда с собой в нормальную жизнь? – зло переспрашивает Микки. – Я большую часть своей жизни прожил в саус-сайдской патронажной семье, мне знакомы местные правила, поверь мне. Бояться там нельзя. Там берёшь монтировку и идёшь ломать чужие кости, если тебе что-то не нравится. Напомнить тебе, что там делают с ссыкунами?
— Не надо, – бурчит она.
— Не надо, – кивает он. – Ты привыкла прогибаться, потому что силой не возьмёшь. Это умно, других вариантов у тебя и не было, но это Эджуотер, Мэнди. Здесь другие правила.
— На севере и своего дерьма хватает.
— Вот именно, – соглашается он. – Не тащи сюда ещё и южное.
Она не отвечает, только смотрит на него затравленно, обхватив себя руками за плечи. Вся злость внезапно куда-то девается. Микки вряд ли можно назвать добряком, но Мэнди жаль и хочется защитить. Потому что она, чёрт побери, одна из лучших людей, которых он узнал за свою не особо долгую, но насыщенную событиями жизнь. И она явно заслуживает лучшего, чем жизнь в Саус-сайде. И эта гора подгоревших мышц тоже должна остаться в стороне.
И у Мэнди, и у Микки есть свои скелеты в шкафах, и открывать их ни к чему. Их надо замуровать и сжечь, а потом собрать вещи в одну коробку и уехать куда-нибудь подальше.
Чикаго – большой город.
========== Глава 4 ==========
Микки всю ночь снятся лабиринты из чемоданов, коробок, сумок, свёртков и прочей хераборы, в которую люди обычно пакуют вещи. Дорогие и дешёвые, пыльные и чистые, с международными бирками и без – он ходит по узким, заваленным хламом коридорам и знать не знает, что он должен найти и куда выйти. Прошлявшись всю ночь непонятно где, просыпается он не то чтобы отдохнувшим: башка трещит будто с похмелья, а солнце слепит.
— У тебя перфоратор есть? – вместо пожелания доброго утра спрашивает Мэнди, когда он выходит на кухню, и Микки останавливается.
Она стоит спиной к нему, а перед ней на сковороде что-то аппетитно шкворчит. Он редко когда завтракает, но сегодня как по заказу просыпается чувство голода. Впервые за несколько лет Микки чувствует себя нормальным: он отработал неделю, а в выходной день проснулся в собственной квартире, по которой разносится запах жареного бекона и тостов. И это действительно настолько нормально, что Микки встряхивает головой.
Только вопрос в идиллическую картину не вписывается.
— Решила просверлить пару-тройку дыр в своём орангутанге? – зевнув, хрипло спрашивает он.
— У меня за входной дверью уже который год стоит упакованный карниз, пылью давно зарос. Повесь и не ворочайся по утрам.
— Сначала карниз, а потом что? Коврик у унитаза, декоративные бутылки на кухню и подушечки на диван? – ворчит он, пытаясь попасть ногой в штанину домашних брюк. – Иди нахер, Мэнди, я тут устроил берлогу, а не гнездо свил.
— Я выкинула просрочку из твоего холодильника, – проигнорировав его, продолжает она. – В апельсине уже зародилась новая цивилизация, готовая вот-вот захватить твою квартиру. Надеюсь, мусор из контейнера уже вывезли, не хочу иметь никакого отношения к порабощению планеты.
Она продолжает болтать о какой-то ерунде, снуя между плитой и кухонным столом, за который Микки уже успел усесться. Или улечься, с какой стороны посмотреть, потому что он, то и дело зевая, уронил голову на руки и пытается доспать.
— Нажми кнопку на кофеварке, – чуть громче просит Мэнди. – Кстати, у тебя кофе почти кончился, на пару раз осталось. Вообще я написала список и приклеила его к входной двери.
Это утро выглядит почти по-семейному.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное