Эйфелева Башня. Гюстав Эйфель и Томас Эдисон на всемирной выставке в Париже

Эдисон не мог задерживаться, так как на следующий день ему нужно было уехать рано утром. Они с Хаммером попрощались и вышли в ночную прохладу, чтобы в последний раз прокатиться с Эдисоном по ночным улицам Парижа, где на другом берегу реки Эйфелева башня горела разноцветными огнями. На Вандомской площади было тихо, если не считать хлопков проезжающих экипажей. Хаммер зашел попрощаться с миссис Эдисон и с большим удовольствием наблюдал, как его знаменитый босс с гордостью протягивает Мине бархатную коробку. Она нетерпеливо открыла ее, подняла красную ленту и медаль и начала радостно танцевать по роскошному салону. Затем она взяла медаль и повесила ее на шею мужа. Это был последний, подходящий штрих к их пребыванию в Париже.

На следующее утро Эдисон и Мина встали рано, чтобы успеть на поезд до Гавра, откуда в тот же день отплыли в Нью-Йорк на французском океанском лайнере под подходящим названием «Ла Шампань».

Послесловие

11 января 1893 года Гюстав Эйфель вновь оказался в центре внимания общественности – на этот раз не в знакомой роли героического инженера на вершине своего несравненного турне, а в качестве обвиняемого по уголовному делу. В переполненном зале парижского суда в глубине похожего на крепость Дворца правосудия суровый главный судья Сэмюэль Перивье допрашивал Эйфеля, которого вместе с четырьмя должностными лицами обанкротившейся компании Панамского канала обвинили в обмане ныне разоренных акционеров.

В тишине зала суда Эйфель неохотно признался судье, что он получил прибыль в размере 6,6 миллиона долларов по своему контракту.

Зрители ахнули под гневный ропот. Когда Эйфель признал свою огромную прибыль, судья заявил: «Я считаю такую сделку недействительной. Генеральный прокурор расскажет вам об этом подробнее завтра и на последующих заседаниях этого суда».

«Мистер Эйфель, – сообщала “Нью-Йорк таймс”, – заметно дрогнул при этих словах, и зрители поднялись со своих мест, чтобы лучше рассмотреть, как он перенес упрек».

Первую попытку прорыть Панамский канал осуществили французы, в итоге потеряв 280 миллионов долларов с 1880 года. В 1879 году – Фердинанд Лессепс, под руководством которого к тому моменту уже был прорыт Суэцкий канал. В декабре 1887 года компания обратилась к Эйфелю в качестве последнего отчаянного средства. Гюстав Эйфель организовал «Всеобщую компанию межокеанского канала», которая обещала стать очередной выдающейся стройкой века. Акции компании приобрели почти миллион человек, и десятки тысяч французов отправились в Колумбию (тогда территория принадлежала Колумбии) на работы.

Однако через девять лет стало понятно, что затея провалилась. Компания обанкротилась, потратив почти в 2 раза больше, чем предполагалось, и выполнив только треть работ. Причин было несколько. Главная – неправильный проект. Руководитель строительства Фердинанд Лессепс настоял на том, чтобы канал был прорыт на уровне моря по примеру Суэцкого канала, без шлюзов и спусков/подъемов. На этом, собственно, и обанкротились – уперлись в тяжелые породы. Плюс низкое качество руководства организацией работ и невозможность справиться с тропическими болезнями – малярией и желтой лихорадкой, – косившими работников. Есть сведения, что в результате той кампании погибли по меньшей мере 20 тысяч человек. Газеты трубили, что французы везут с собой на стройку собственные гробы, слово «панама» стало синонимом аферы и мошенничества в грандиозных масштабах, а тысячи владельцев акций «Панамская авантюра» окончательно разорились.

Компанию решено было распустить, проект – остановить. Фердинанд Лессепс не пережил разочарования и сошел с ума.

Всемирная выставка в Париже была настолько заманчивой и такой триумфальной для республиканского правительства, что потребовалось некоторое время, чтобы возмущение французов по поводу краха компании Панамского канала закипело. Американцы долгое время были скептиками.