В то же утро, когда Дорньон поднимался на своих ходулях по нижним ступеням Эйфелевой башни, на вершине третьего этажа башни открывалось новое телеграфное отделение; его восемь сотрудников вскоре окажутся в осаде. Конечно, первая телеграмма была отправлена месье Эйфелю, в то время как вторая была работой парижского корреспондента «Лондон тайм» месье де Бловица, человека со сверхъестественной способностью оказываться в нужном месте в нужное время. Буквально за день до этого сотрудники «Фигаро» открыли еще одно развлечение: бросали маленькие воздушные шарики на ветер со своего павильона на втором этаже с прикрепленными открытками с просьбой к тем, кто нашел воздушные шары, связаться с ними.
Если бы ходячий пекарь пришел в башню на ходулях, но днем позже, он вполне мог бы пересечься с Томасом Эдисоном. Утром во вторник 10 сентября погода была прохладной и ветреной, и у подножия Эйфелевой башни выстроилась бóльшая, чем обычно, толпа. К полудню Гюстав Эйфель, который приветствовал принцев и политиков всех рангов в своем творении, с нетерпением ждал человека, которого он считал своим самым важным посетителем, великого американского изобретателя. Эдисон, одетый в темный костюм принца Альберта, пальто и черный котелок, вел Мину и Дот сквозь толпу нетерпеливых туристов к зарезервированному лифту. Эдисоны вышли на первую платформу башни и вошли в уже знакомое кафе «Бребант», где Эйфель, президент Французского общества инженеров-строителей, собрал шестьдесят выдающихся коллег на официальный обед в честь американского изобретателя. Старшая сестра Эйфеля так же была гостьей, как и его дочь Клэр и ее муж Адольф Саллес.
После знакомства инженеры и дамы устроились за приятной трапезой. Множество блюд пронеслись мимо, десерты были убраны, и Эйфель поднялся, чтобы произнести сердечный тост от имени своих коллег – французских инженеров. Обращаясь к Эдисону как к «нашему дорогому и прославленному мастеру», он выразил почтение, которое он испытывал к тому, кто олицетворял в глазах каждого современный прогресс…
«Сегодня все мы здесь инженеры, которые представляют частную инициативу и прилагают свои усилия, будь то для промышленности или великих общественных работ. Среди нас много тех, кто предан прекрасной отрасли искусства электричества, для которой вы сделали так много открытий. Мы испытываем к вам искреннее восхищение».
С этими словами Эйфель поднял свой бокал с шампанским.
«Я пью, дорогой и прославленный мастер, за ваше драгоценное здоровье и продолжение вашей прекрасной работы, работы, столь важной для прогресса человеческой науки».
И вот Томас Эдисон, который был совершенно глух и не говорил по-французски, и Гюстав Эйфель, который почти не говорил по-английски, отпраздновали свою встречу в лучшем французском стиле, выпив шампанское на самом высоком сооружении в мире. Эйфель продолжил:
«Поскольку случай позволяет мадам и мадемуазель Эдисон находиться за нашим столом, позвольте мне также произнести два тоста за тех, кто вам дорог».
Когда праздничный обед подошел к концу и позолоченные купола и церковные шпили Парижа засияли в полуденном свете, Эйфель пригласил Эдисонов и других гостей подняться в его личные апартаменты на кофе и аперитивы. В этот момент Эйфель заметил за соседним столиком композитора Шарля Гуно, одного из авторов, который позорно подписал обличительную речь в «Ле Темпс» против башни, а теперь любезно включил ее в список своих посещений. Вскоре инженеры уже любовались видом с третьей платформы. Эдисон позировал для фотографии с месье Саллесом, которую быстро напечатали, чтобы он мог поставить автограф «Моему хорошему другу».