Эйнемида II. Право слабого.

Наконец, настал черёд герийских вельмож. Много споров было среди аристократов, кому надлежит приветствовать царственных супругов раньше, а кому позже. Дело даже дошло до поединков, но одно не обсуждалось совсем: кто будет вручать свой дар первым. Дядя царя и царицы, непобедимый Сосфен, поднялся со своего ложа.

– Племянник и племянница, – сказал он отрывисто, словно командуя на поле битвы. – Вы оба дети Аэропа и ваш союз – славное дело. Мой брат и ваш отец порадовался бы сегодня, будь он жив. Не забывайте никогда кто вы и от кого произошли, живите в согласье, и тем принесётё пользу Герии.

По его знаку, рабы развернули подарки: длинное ясеневое копьё с бронзовым наконечником, большой тисовый лук и простые ременные вожжи, свёрнутые красивым узлом.

– Это копьё принадлежало вашему предку Аминте I, оно мне досталось от моего дяди Аргея. Луком когда-то владела Иокаста-львица. Вожжи… – на суровом лице промелькнуло нечто похожее на усмешку. – Их я купил у колесничных дел мастера Херсея с Холодной улицы, и мне до сих пор кажется, что негодяй обсчитал меня не меньше чем на сорий.

Гости рассмеялись.

– Пусть эти подарки напоминают вам, что вы оба Аэропиды. Прародители нашего рода выходили на бой вместе, Аэропа разила врагов стрелами, пока её брат и муж правил конями, а когда нужно, Аэроп отдавал ей вожжи и брался за копьё. Тебе, Аминта, я дарю копьё, тебе, Кинана – лук, а – вожжи вам обоим. Правьте колесницей совместно, передавайте друг другу вожжи, когда требуется, и будьте друг другу надёжной опорой. Так поступали ваши предки.

Все одобрительно застучали по столам. Стратег принял у рабов дары и вручил подарки. Радостный Аминта, получив своё копьё, по-ребячески бросился дяде на шею, Кинана, едва её руки легли на прохладное дерево лука, подняла серьёзный взгляд на Сосфена.

– Живите в согласии, племянники, – сказал стратег. – Так будет лучше для всех.

Музыка заиграла, и свадебный пир продолжился с прежним весельем.

***

В жарко натопленном очаге уютно трещат поленья, распространяя по гостевому залу блаженное тепло, столь приятное сырой и холодной герийской ночью. Пляшут языки огня, алеют пылающие дрова, монотонно гудит тяга. Гул усиливается, густеет, набирает силу, превращаясь в яростный бычий рёв. Алеют дрова, пламенеющий свет раскалённых углей застилает всё, ослепительной вспышкой выжигая глаза. Бычий рёв терзает уши...

Гермий дёрнулся, точно очнувшись от кошмара. Зло отбросив нож, он дрожащими руками схватил со стола кубок и махом осушил, не чувствуя вкуса. Его дыхание пресеклось, на лбу выступил холодный пот. Тяжело облокотившись на стол, юноша бессмысленно уставился на лежащую на столе недоделанную деревянную фигурку.

«Сообщают, что в некоторых частях Архены преступника помещают в медного быка, полого изнутри. Затем под брюхом быка разводят огонь, так, что пламя нагревает медь и она раскаляется почти докрасна. Во рту быка сделано отверстие, похожее на трубу, и, таким образом, крики несчастного доносятся наружу. Из-за особого устройства трубы, звук этот весьма напоминает рёв разъярённого взрослого быка. По сведениям Проклиппа, именно таким достойным осуждения способом казнили царя Периссы Спифрина и его семью».

Дамоклей Птесиполийский, «Описание дальних земель и народов, их населяющих». Проклятый свиток попался маленькому Гермию случайно, когда он искал в храмовой библиотеке «Войну ста царей» Браила. После этого он долго не мог смотреть на огонь, в слезах выбегая из комнаты, где топили очаг, и отказывался есть пищу, тронутую ненавистным пламенем. С тех пор, Гермий не ел ни жареного, ни печёного мяса, любым яствам предпочитая овощи, сыр и орехи.

– Спорим, я залезу ему прямо на рог!

– Слезай, Гермий, мама будет ругаться! Нам нельзя баловаться снаружи дворца.

– Кера, почему ты такая трусиха? Кто нас тут увидит? Полдень – все ещё обедают!

– Я тоже хочу кушать! Пошли на кухню!

– Ну ещё минутку, обжора!