Эйнемида II. Право слабого.

Тиматр Эполский, Сабиабаз Карамнский, Фалар Аркиейский. Тиматр, Сабиабаз, Фалар... Приказ отдали они, это Гермий выяснил точно, немало времени затратив на расспросы, чтение свитков и сопоставление сведений. Мидонийский военачальник Ламанур увёл свои войска домой сразу после сражения у Козьего источника. Омрий из Плефирн был тяжело ранен, дар речи вернулся к нему хорошо если через месяц. Никатий, тиранн Тресента, не вступал в Периссу, встав лагерем у Кфирны. Узнав, как умер царь Спифрин, он проклял своих союзников и разорвал с ними все отношения, не желая быть причастным к такому злодеянию. Тиматр, Сабиабаз, Фалар... Гермий повторял эти имена точно в бреду, втайне от жрецов выискивая в свитках знаменитой библиотеки Кео любые упоминания о пытках и казнях. Мидонийские, кахамские, верренские пытки, жестокие обычаи тураинских орфотавров, леденящие кровь истории о некромантах Занбара – немногие из палачей смогли бы потягаться с юношей в знании своего ремесла. Тиматр, Сабиабаз, Фалар... Все трое сбежали от него в смерть. Сабиабазу повезло напиться из отравленного трупным ядом ручья, и он умер легко – всего после суток жестоких мучений. Фалара схватили враги и разорвали конями, но эти растяпы даже не догадались сперва подёргать рывками, сразу погнали вскачь. Хорошо хоть не хватило ума подрезать сухосжилия, иначе конечности бы оторвались вмиг, и казнь бы закончилась, едва начавшись. Когда пришли вести о смерти Тиматра, Гермий, более не таясь, кричал как безумный и в слезах катался по полу под испугаными взглядами приютивших его жрецов. Они сбежали, и жить стало незачем. У них остались семьи, но Гермий не обманывал себя: убить ребёнка за преступление отца он не сможет. Они сбежали, и нужно было искать в жизни новую цель. Наутро Гермий сказал настоятелю, что хотел бы обучиться военному делу, и старый Микон вспомнил, что у юноши есть родственники в далёкой Герии...

Поток тягостных воспоминаний прервали громкие шаги в коридоре. Подняв глаза, Гермий приметил знакомый наряд, мелькнувший в дверном проёме. С сожалением отставив полный кубок, юноша поспешно бросился следом.

Аминту он обнаружил в боковой галерее, прошёл бы мимо, если бы не услышал из-за массивной колонны сдавленный всхлип. Гермий заглянул за колонну, и взгляду его предстал съёжившийся на зябком ветру царь в голубом свадебном хитоне. Лицом мальчик уткнулся в холодный камень, а его плечи дрожали, явно не от ночного заморозка.

– Аминта, друг мой, что случилось? – периссец ласково коснулся плеча Аминты.

– Ничего, – огрызнулся тот, стуча зубами от холода. – Я хочу побыть один.

– Та-ак, – протянул Гермий. Легко запрыгнув на каменные перила, он свесил ногу вниз и, скрестя руки на груди, опёрся спиной на колонну. – Как прошла брачная ночь? Было здорово?

– Ничего не было, – буркнул Аминта. – Не было никакой ночи.

Проклятье! А ведь было же ясно, что так и получится. Говорили ведь, что надо бы свести парня с хорошей гетерой. Она бы ему показала, что к чему, да и страха бы поубавилось. Но нет же, тётушка Талая вбила себе в голову, что царю негоже становиться мужчиной с девкой низкого рода. Боги, ну пригласили бы девку высокого рода, благо разницы нет никакой! С высоты своих неполных восемнадцати, Гермий считал себя сведущим в таких делах. Жрецы храма Мелии Среброструнной, при котором он рос, считали науку любви угодным богине искусством, потому храмовые воспитанники и, что особенно важно, воспитанницы свободой нравов не уступали поклонникам Аэлин. Однако же надо что-то делать. Насколько мог весёлым и уверенным голосом Гермий сказал:

– Бьюсь об заклад, всё было не так плохо. Я вот, когда первый раз уединился с девчонкой, разволновался так, что испортил воздух.

– Да ну! Правда? – Аминта заинтересованно обернулся. На бледной от холода щеке виднелась тёмная дорожка от слезы.

– Честное слово! Только никому не рассказывай – засмеют.

– Не расскажу, честное слово. И что было дальше.

– Девчонка смеялась, наверное, с час, так что я было сник и думал потихоньку убежать, но потом слово за слово, улыбка за улыбку и всё сладилось. Видишь, как бывает. Надеюсь, ты не испортил воздух в царском покое? Это не подобает сыну царя, совсем не подобает, – скрипучий голос учителя Акатея Гермий изобразил очень точно. Жрецы на Кео всегда говорили, что их воспитанник мог бы стать отличным актёром.

– Нет, не испортил, – улыбнулся было Аминта, но тут же сник. – Ничего не получилось. Я не могу. Это всё она...

– Царица Кинана? А что не так? – притворно удивился Гермий, прекрасно догадываясь, что было не так. – Она красива и умна. Или ты не любишь худеньких?

– Да нет, я люблю... Нет, Гермий, не в том смысле... Не в том дело. Кинана, она... Ну ты же знаешь, как она себя всегда ведёт.

– Она насмехалась над тобой?

– Нет, она не делала ничего, просто молчала... Ну это было знаешь, как... Как если наставник рассердился и не разговаривает. Вроде ничего страшного, никто не обижает, иди куда хочешь, а лучше бы отхлестали розгами или оставили без сладкого. Она злая, Гермий, злая и всех ненавидит – мама правду сказала!