Эйнемида III. Надежда на весну.

Толпу Харидем заметил у проулка, не доходя до храма Тимерет Наполняющей паруса. Растолкав собравшихся, он увидел совсем ещё юного парня, распростертого на куче мусора. Военного кроя серый хитон, медальон с яблоком Аэлин, рядом валяется палка – скиталий, ктесиппов выкормыш. Палка была на три четверти покрыта нечистотами и кровью, и Харидем внезапно похолодел, поняв, каким позорным и страшным образом несчастный окончил жизнь. Другой юноша, свиду неотличимый от убитого, рыдал, покрывая поцелуями холодную руку.

– Кто? – бесцветным голосом спросил Харидем у переминавшегося рядом прыщавого палочника.

– Опять они, – сквозь зубы прошипел прыщавый. – Найти бы тварей...

Взгляд Харидема скользнул по серой стене и натолкнулся на ярко красную надпись: «Анексилай, спаси Анфею». Подобные надписи – краской, пучком травы, а то и просто выцарапаные на камне, появлялись по всему городу, нередко возле трупа невезучего палочника. «Пылающие сердца» ‒ тайные сторонники изгнанного тиранна. Как ни старались скиталии их найти, толку было мало, изменники продолжали сеять смуту и убивать. Харидем всерьёз подозревал, что у «сердец» имеется немало сочувствующих, и потому не слишком спешил осаживать Ктесиппа с Бойном. Чем больше поклонников тираннии сгинет, тем легче будет строить демократическую Анфею.

– А ты что смотришь, толстяк! – взорвался вдруг плачущий юноша, подскакивая к какому-то растерянно отшатнувшемуся гражданину.

– Да я... Я просто... Я сожалею... – залепетал тот, испуганно отступая.

– Рад, сволочь?! Его убили, а ты рад?! Твои убили?!

Пропитанная кровью десятков жертв палка с хрустом вонзилась в лицо толстяка, и тот со стоном упал. Прежде, чем товарищи оттащили обезумевшего от горя юношу, скитала успела опуститься ещё четырежды. Никто из граждан и не подумал заступиться, все знали, чем, в таких случаях может обернуться милосердие. Пряча лицо и радуясь, что надел достаточно скромный гиматий, Харидем осторожно выбрался из толпы.

На площади судебное собрание уже работало вовсю. Пять тел валялись у подножья возвышения для ораторов, а на самом возвышении трясся пожилой человек с короткой седой бородёнкой. Харидем узнал его: Амфином, весьма посредственный сочинитель, недавно получивший возможность представить новую комедию в анфейском театре. Хорошего автора сейчас в Анфею не заманишь, но нужно хоть как-то показать народу, что всё идёт своим чередом, потому театральные представления решили не отменять.

– ...клянусь, граждане, досточтимый Ктесипп, в моей комедии не было никаких намёков! – сочинитель почти вопил, видно, не в первый раз за сегодня ему приходилось излагать свои доводы. – Я не хотел клеветать, клянусь!

– Довольно, – отмахнулся Ктесипп, надменный, страшный, увенчанный дубовым венком государственного обвинителя. – Твоя вина доказана и народ признал тебя виновным. Так ведь?

Площадь, почти целиком заполненная палочниками, ответила согласным рёвом.

– Приговор вынесен. Бойн?

Зверообразный громила с угрожающей медлительностью приблизился к заверещавшему от ужаса комику. Несчастный, точно пойманная рыба, забился в руках скиталиев, но те держали крепко. Отточенным, почти театральным движением, Бойн запрокинул голову Амфинома за подбородок и, ловко провернув скиталу меж пальцев, ударил поперёк лица сверху вниз. Комик упал, и палочники набросились на жертву со всех сторон. Площадь радостно вопила. Поморщившись, Харидем принялся проталкиваться к зданию анфеархии.

В Зале заседаний, искусно расписаном розами и яблоневыми ветвями, могло показаться, будто всё идёт по-старому. Почти по-старому. В прежние времена людей, одетых как вошедший следом за Харидемом Ктесипп в анфеархии было не встретить. Испачканным кровью хитону и скитале за поясом не место в священном зале. Новые времена – новые нравы. Молодой анфейской демократии нужно время, чтобы обрести цивилизованный облик.

– Ну что, давайте заседать, что ли? – хохотнул Ктесипп, вольготно развалившись в кресле. – Народ ждёт, болтать некогда.

И тут взорвался Лампрокл. Подскочив с кресла, точно ужаленный, он, испепеляя наглеца взглядом, вскричал:

– Ты совсем потерял стыд, Ктесипп! Никакого уважения к священному собранию! Тебя нужно вышвырнуть отсюда вон!

– Лампрокл, прошу тебя, успокойся. Ктесипп так много сделал для свободы... – примирительно начал было Силан, но Ктесипп небрежным жестом, прервал его речь.

– Нет-нет, Силан, пусть говорит, – промолвил он с угрозой в голосе. – Иногда из таких речей можно узнать о самых неожиданных вещах. Например, о том, что некий уважаемый человек – враг свободы и народа.

– Враг свободы это ты, Ктесипп! – брезгливо бросил Лампрокл. – Ты порочишь устои Анфеи, а твои люди бесчинствуют на улицах! Ты стал тиранном, хуже Анексилая!

Ктесипп загадочно улыбнулся, и вдруг резко выхватил из-за пояса скиталу. Удар был нацелен точно в висок, но куда уличному демагогу до человека, сражавшегося в ополчении ещё в Верренскую войну? С громким стуком палка прокатилась по полу, а пучеглазый Ктесипп во весь свой немаленький рост распростёрся на полу.