Эйнемида III. Надежда на весну.

– Благодарю, – ответил Хилон, стараясь, чтобы ответ не прозвучал слишком сухо. – И за помощь, и за гостпреимство.

– Это хороший день для паломничества на Мойру, – заметил Эпифелем. – Эретерион – месяц Неумолимого, а тринадцать – одно из его чисел. Если погостишь у нас ещё месяц, можешь причаститься и к таинствам Всеприемлющего. Паломничество начнётся с третьего числа урвосиона, до тех пор мы будем рады видеть тебя гостем.

– Боюсь, что столько времени у меня нет. Что ж, благодарю вас ещё раз, за всё. Тогда я пойду, мне нужно готовиться к отъезду.

Советники проводили уходящего Хилона понимающими улыбками. Обеспокоенно взглянув на старших товарищей, Агесиполид дождался разрешающего кивка Архела и вышел следом.

– Хилон, подожди! – крикнул он, догоняя

– Да, Агесиполид, – Хилон обернулся. – Ты чего-то хотел?

– Я хотел спросить… То, что ты рассказывал: про Запад, убийцу и тайну твоего друга – думаешь, на Мойре ты найдёшь ответы?

– Мне хотелось бы в это верить.

– Понимаю, что ж, желаю тебе удачи… – Агесиполид нерешительно замолчал, и вдруг выпалил. – Хилон, мне не подобает тебя учить, ты опытней и старше, но ты напрасно злишься на советников. Они ничего не делают зря.

– Я не злюсь, Агесиполид, ни на Совет, ни на урвософорцев. Просто мне стало горько. Моя семья погибла из-за эфериян, мои друзья гибнут ‒ ты слышал: убиты Алкеад, Микеид. Эферияне торжествуют, они вот-вот подчинят Эйнемиду, а помощи ждать неоткуда.

– Я понимаю, но и ты пойми нас. Мы не любим поспешных решений и необдуманных действий. Я сам считаю, что следовало бы усмирить эфериян, но я ещё молод и неопытен, я не могу судить здраво. Советники мудры, они всегда делают то, что нужно и когда нужно. Если они решили так, значит у них есть причины.

Они замолчали, глядя друг на друга, наконец, Хилон не выдержал и улыбнулся.

– Наверное, я был неучтив, покинув трапезу? – спросил он.

– Был, – с урвософорской прямотой ответил Агесиполид.

– Что ж, тогда давай вернёмся и продолжим беседу – надеюсь, достопочтенные советники извинят мою грубость.

***

Как это часто бывает зимой, за ночь погода испортилась. Восточный ветер принёс со Смарагдового моря тяжёлые тучи, к утру разродившиеся обильным ливнем. Море беспокоилось, свинцово-серые волны высоко вздымали пенные гребни, дул пронизывающий холодный ветер. Так, в пелене дождя и брызгах разбивающихся о камни волн, Хилон впервые увидел остров Мойра – родину народа миолков, священную землю Эретероса – подателя жизни и смерти.

Миолки были одним из самых загадочных эйнемских народов. Даже само их происхождение окутывала завеса тайны. Как и другие, они отделились на Берегу Отчаяния и направились в Эйнемиду, но никто не мог достоверно сказать ни каков был их путь, ни даже назвать их вождей. Предполагали, что их предки ещё на Потерянной родине были тайным сообществом, либо жрецами кого-то из старых богов. Придя в Эйнемиду, миолки облюбовали скалистый остров Мойра и поселились на нём всем народом, благо, по сравнению с прочими, были весьма малочисленны. Своим покровителем они избрали неумолимого Эретероса и, с тех пор, прославились как непревзойдённые целители и непревзойдённые же убийцы. Сам их остров считался одним из чудес Эйнемиды, ибо представлял собой одну огромную, расположенную под землёй и на поверхности, лабораторию, где изготавливались сильнейшие снадобья и яды, в их числе знаменитый мойранский зоир – основа зелий и хмельных напитков.

Большая чёрная лодка, которую здесь именовали «челн», вошла в узкую кривую бухту и направилась к еле заметному за пеленой дождя причалу. Такие челны перевозили паломников через отделяющий Мойру от Метониссы пролив. Прочие корабли, пришедшие за драгоценными мойранскими товарами, останавливались на другой стороне острова, в городе Ийя. Город Мойра, расположенный на берегу залива Серп, предназначался исключительно для поклонения.

В отличие от прочих священных мест, Мойра не испытывала наплыва паломников даже в священные дни. Хотя никто не упрекал миолков в злодействах, острова боялись, как боятся самой смерти, забывая, что она неотделима от жизни. На паломничество обыкновенно решались, желая исцеления или продления жизни, но большинство таких миолки, вместо священных мест, направляли к лекарям. В этот день на чёрной лодке Хилон был единственным путешественником.

– Куда идти? – спросил он капитана, высокого человека неопределённого пола в чёрно-белой мантии с капюшоном. Капитан молча указал на ведущие в гору истёртые ступени, и по изящной форме кисти Хилон понял, что перед ним женщина. Он вежливо поблагодарил и, не дождавшись ответа, принялся подниматься, стараясь ступать с предельной осторожностью. Поскользнувшись на мокрых исщербленных ступенях, можно было встретиться с Эретеросом серпоносным безо всяких таинств.

После получаса борьбы с порывистым ветром и яростно хлещущим в лицо дождём, ступени вывели на широкий уступ, нависающий над бушующим морем. Хилон решил, что это первая часть посвящения, потому что здесь его уже ждали.