Эйнемида III. Надежда на весну.

– Да, я читал твой отчёт, молодец, что вовремя прислал. Бадгу жалко, хороший был человек... Ну что, покой теням усопших и чтоб нам пить за это как можно реже!

– За покой, – Энекл, по примеру Диоклета, осушил чашу до дна. Старое посвящение воинов и моряков, им приходится пить за усопших слишком часто. – У вас-то что тут происходит?

– Возмездие богомерзким богохульникам у нас тут происходит, – Диоклет болезненно усмехнулся и вновь наполнил чашу неразбавленным. – А говоря проще, у нас тут погром. Уже третий день пошёл. Бьют женщин, бьют детей, стариков бьют – всех, кто поклоняется Алгу или кого в этом подозревают. Они бьют, а я пью. Такие дела.

– А что наши? Как Каллифонт?

– Каллифонт в порядке, пришёл в себя, идёт на поправку, но ещё слаб, так что командую пока я – завтра к нему сходим. Я у него дома пол-эномотии разместил, на всякий случай.

– Это хорошо, хоть какая-то новость добрая. А Феспей, Пхакат с племянником?

– Феспей сидит во дворце и не высовывается – и правильно делает. Там, кажется, вообще не знают, что в городе что-то случилось. Пхакат поит погромщиков пивом, Махтеб на него за это ворчит, но что ему ещё делать-то? Я к ним в таверну пятерых гоплитов отправил, на случай чего. К тебе домой, кстати, тоже.

– Ну хоть наши целы... – выдохнул Энекл, втайне боявшийся этих новостей. – Разве что твои охламоны выпьют все мои запасы вина.

– Целы... Наши-то целы, но сколько погибло? И за какую вину? Ты не представляешь, что здесь творилось, это нужно было видеть, словами такую мерзость не описать. Из наших знакомых Топуллу и купца Фараба разорвали на куски – решили, что алгуиты. А с ними ещё едва не десять тысяч человек.

– Да, – Энекл печально кивнул. – Я видел Галила, помнишь, того медника?

– Галил... – Диоклет зло оскалился. – Эти люди спасли меня, Энекл, а чем я плачу им? Тем, что сижу здесь? Я всё жду новостей о Палане, том хорагете, что меня исцелил. Его знают, он проповедовал открыто. Его ищут, но будто бы не нашли, а я каждый миг жду, что найдут, и я буду на это просто смотреть. Не делая ничего.

– Но что ты можешь сделать? Воевать с городской стражей? Это мятеж. Ты ведь не присоединился к погромщикам.

– Приходили... – словно выплёвывая слова, процедил Диоклет. – От Сарруна, с царской бумагой, просили воинов, сказали для наведения порядка...

– И ты?

– Вышвырнул посланца за дверь. В буквальном смысле слова.

– Боги, ты представляешь, в чём тебя могут обвинить? Ты помнишь, кто теперь Саррун?

– А в чём могу обвинить себя я? – горько усмехнувшись, Диоклет осушил чашу. – Убивать людей, которые ни в чём не виноваты, которые меня спасли и ничего не попросили взамен... Осудят, выпью яд – всё лучше.

– М-да, – Энекл печально покачал головой. – Как вообще всё началось-то? С чего?

– А как все подобные вещи начинаются? С чудовищной лжи, конечно. Как пришли вести из Каннаара, сразу шепотки пошли: «Мидония отступила...», «Мидония отдала землю...», «Царь слаб...», а там и налоги вспомнили, и что царь брата сверг, и что старого иллана казнил – богов мол прогневал. Нужен был виноватый, вот его и нашли. Алгуиты всем уже примелькались: кто их побаивался, кто недолюбливал, ну а как схватили каких-то несчастных у водохранилища, обвинили, что чуму хотели навести, да намекнули, что дело с некромантами связано... Черни много не надо, бойня началась почти сразу, а стражники её только поощряли. Кое-где и сами участвовали, когда жертвенный баран вдруг показал клыки.

– А царь? Он на это пошёл? Нахарабалазар, конечно, не подарок...

– А что Нахарабалазар? Ему всё как подали, так он и понял. Раскопали ещё доклад твоего приятеля – Нурала, сына Эшбааля, а он там с толком и разумными доводами пишет: «угроза царству, мидонийские обычаи в опасности». Вот царь «народный гнев» и благословил. Последствия ты видел, и, боюсь, это только первые.

– Н-да, скорей бы на корабль и прочь отсюда, в цивилизованные земли.

– Мне кажется, я уже готов взойти на этот корабль вместе с тобой...

Они уже успели приговорить кувшин, когда на пороге появился заспаный и необычайно взволнованный Амфилай.

– Господин, к вам пришли, с заднего хода. Двое, один чернокожий. Сказали напомнить про ночёвку в доме медника.

Переглянувшись, Энекл с Диоклетом бросились к двери.

***

– ...так вот всё и получилось, – Палан говорил спокойно, но рука, держащая чашу с вином, слегка подрагивала. – Мы защищались, но нас разбили. Кого-то из братьев и сестёр успели переправить из Нинурты, другие же пали мучениками. Я сам был ранен, но враги видно решили, что я мёртв – очнулся среди трупов. Хорошо ещё был на нищего похож: никто внимания не обратил.

Вид хорагет имел действительно неважный: перевязаная голова, окровавленная одежда с чужого плеча. Но держался он всё с тем же благосклонным достоинством, точно старший брат с младшими.

– Я нашёл его у дома Галила, – добавил Махтеб. – Всю ночь там дрались, а к утру я пошёл посмотреть, что да как. Отвёл к дяде потихоньку...