Её цветочки

– Если б стена не обрушилась, мы бы ни за что их не нашли – разве только если знали бы, где их искать, – заметил Констейбл, стоящий за спиной Фрэнсин. – Достаточно правильно нажать на половицу, и открывается полость, в которой может поместиться человек. Думаю, это тайник для католического священника. Тут так хитро устроен стык, что открыть его невозможно, если не знаешь как. – Он смотрел на три маленьких скелета, и на лице его читалась скорбь. – Это не может утешить, но, думаю, они не страдали. – Он опустился на корточки и коснулся маленького глазка в древесине. – Это вентиляционное отверстие, но оно забилось. Воздух у девочек закончился довольно быстро. Через пару часов, не больше.

Фрэнсин кивнула, почти не слыша его. Перед ней лежали ее сестры: малышка Розина, четырехлетняя Виола и Агнес, самая старшая, которой было шесть лет.

Упав на колени, она осторожно достала из полости игрушечное животное. Это была сине-белая плюшевая собака, покрытая множеством швов там, где материя рвалась и была зашита. Фрэнсин смотрела на нее, и перед ее внутренним взором вдруг ясно встал образ Агнес, вечно хмурящейся Агнес. Всегда сердитой и готовой обвинять других во всех грехах. Отчаянно желающей завоевать расположение отца и ябедничающей ради этого, но так и не добившейся своего. Агнес, обнимающая игрушечную собаку, посасывая одно из ее висячих ушей. Агнес, стоящая на тропинке, ведущей в Хоксхед, ожидая возвращения отца, чтобы рассказать ему о прегрешениях сестер еще до того, как они успевали оформить свои собственные версии.

– Все это время они находились здесь, над моей спальней, – прошептала Фрэнсин.

Мэдлин села на корточки рядом с ней, положила руку на ее плечо, затем отдернула ее, когда Фрэнсин резко отстранилась и с пересохшим горлом, стараясь удержать воспоминание, горестно посмотрела на сестру.

– В то утро, когда Бри и Монти утонули, мама бегала по всему дому, пытаясь отыскать их. Здесь были и другие, все они тоже искали их. Я помню… – У нее перехватило горло, и ее голос пресекся. – Я помню, как мама, обезумев, носилась из комнаты в комнату, зовя девочек… а я пряталась в моей комнате вместе с Бри, не подозревая, что они находятся прямо надо мной. Затем, во второй половине дня, все ушли. В доме было тихо. Это было невыносимо. Мама… – Она с усилием сглотнула, вспоминая тогдашнюю атмосферу и накал своих эмоций в то время. – Потом мама сидела на кухне, уставившись на стену и ничего не говоря. Она просто сидела и смотрела на стену.

– Ты ничего не могла сделать, Фрэнни, – сказала Мэдлин.

Через пролом в стене в библиотеку проник теплый ветерок и пронесся по ней, поднимая пыль. Он овеял Кифа, ошалело крутящего головой, затем остановился над тремя маленькими скелетами. Послышался едва различимый всхлип.

– О, Бри, – проговорила Фрэнсин, чувствуя, что у нее разрывается сердце.

Мэдлин ахнула, дотронувшись до своего лица.

– Бри? – прошептала она. – Она касается моего лица! Она же никогда не выказывала ко мне никакого интереса.

– Вы же с ней остаетесь сестрами, – ответила Фрэнсин. – Все мы сестры. – Она взяла руку Мэдлин и сжала ее; ветерок опять поднял пыль, и на несколько драгоценных мгновений маленькая фигурка Бри стала видна. Она подняла руку и коснулась лица Фрэнсин, словно благословляя ее, затем стряхнула с себя пыль и через пролом в стене вылетела наружу.

– Бри! – крикнула Фрэнсин, пробежала по библиотеке, не обратив внимания на встревоженный вскрик Мэдлин, и бросилась бежать вниз по лестнице.

Выбежав из дома, она по разоренной лужайке побежала в лес Лоунхау. В ее руке все еще была зажата собака Агнес. Фрэнсин крепко держала ее; у нее разрывалось сердце, а по коже бегали мурашки от мыслей об ужасной смерти маленьких сестер, запертых под половицами.

Хотя глаза саднило от усталости, мысли в ее голове продолжали нестись вскачь. Возможно, дело было в том, что она только что узнала ужасную историю своей семьи, возможно, в усталости, но к ней возвращались воспоминания о том вечере пятьдесят лет назад. Ничего определенного, просто немного ясности там, где прежде была пустота. Теперь ей больше не хотелось вспоминать; напротив, она отчаянно желала вернуть свое прежнее неведение. И еще более отчаянно хотела поговорить с Бри.

Когда Фрэнсин дошла до поляны, лес был освещен предвечерним солнцем. Было невыносимо тихо. Птицы не пели. Ручей журчал, но его журчание было приглушено.

Она проползла между валунами и села на один из камней-стульев. Ничего здесь не изменилось после ее прошлого визита, и все детские сокровища по-прежнему лежали на камне-столе точно так же, как она оставила их.

– Бри? – прошептала Фрэнсин. – Пожалуйста, поговори со мной…

Она ждала, сидя совершенно неподвижно.