– Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…
Вырвавшись, она перебежала через ручей, споткнувшись и намочив подол юбки, затем повернулась и закричала:
– Это сделала я! – Эти слова вырвались у нее, такие большие и страшные, что она не могла держать их в себе.
– Хорошо, хорошо, – медленно проговорил Констейбл. – Давайте вернемся в дом, и вы мне все расскажете.
Фрэнсин неистово замотала головой, видя перед собой ад прошлого.
– Все это время я винила других. Винила моего отца, маму и даже Бри. И все это время дело было во мне самой. – Она ошалело посмотрела на Констейбла. – Это не Бри! – истошно закричала она. – Это я!
Затем повернулась и бросилась бежать. Обратно к своему дому, к своему убежищу, по покрытой кружевной тенью тропинке забытых воспоминаний, прочь от ужасной правды, преследующей ее.
Констейбл бежал за ней, но Фрэнсин хорошо знала этот лес, и ему никак не удавалось ее догнать. И вот она уже выбежала из леса и понеслась по изничтоженному саду, к Туэйт-мэнор, сияющему огнями, словно маяк. Когда она вбежала во двор, Констейбл догнал ее и преградил ей путь.
Он, нежно обхватив ее лицо ладонями, вместе с Фрэнсин опустился на колени, когда ее ноги подогнулись перед старым колодцем. Ворота воспоминаний открылись, и те хлынули потоком.
– Расскажите мне, Фрэнсин, – прошептал Тодд. – Расскажите мне, что произошло.
Она посмотрела в его темные глаза, обуреваемая воспоминаниями, и заговорила хриплым шепотом.
Она вспомнила, как вбежала в лес вслед за Бри. Та оглядывалась через плечо и смеялась. Они бежали наперегонки, но Фрэнсин знала, что Бри бегает быстрее. Она всегда была быстрее…
Глава 24
Воспоминание было абсолютно ясным – сознание Фрэнсин сохранило его в первозданном виде, не замутненном течением времени.
Бри и Фрэнсин бежали через лес. Это был один из тех погожих ясных дней, когда воздух бывает совершенно прозрачен.
Бри смеялась, оглядываясь через плечо. Ее длинные рыжие косы колотили ее по спине; глаза у нее были зеленые, как у мамы и Мэдлин. По ее носу и щекам были рассыпаны веснушки, на скуле виднелся побледневший синяк. Она была высока для своих семи лет.
– Давай, Инжирка, поднажми! – крикнула Бри.
Фрэнсин бежала за сестрой, улыбаясь и желая стать такой же высокой, сильной и смелой, как Бри.
Она бежали между деревьями, ветви которых улавливали их смех и отражали его эхом. Ноги несли их к тайному месту, где никто не мог причинить им зло. Где никто не орал на них пьяным голосом и не бил за какую-нибудь пустяковую провинность. Во всяком случае, никто не бил Бри. Ибо она всегда выносила на своих плечах основное бремя гнева отца, она давала ему отпор и принимала удары, предназначенные сестрам, потому что была старше их и защищала их, как могла.
Было уже поздно, когда они вернулись в усадьбу. Шли медленно, отсрочивая неизбежное. Отец был в пабе, как и всегда во второй половине дня, но они знали, что им надо быть дома до того, как он вернется в сумерках.
– Бри! Фрэнсин!
В саду стояла мама, держа Монти на бедре и нервозно вглядываясь в лес. На ее худом бледном лице отобразилось облегчение, и она радостно крикнула, когда Бри и Фрэнсин выбежали из леса и побежали по склону холма:
– Девочки!
Когда они добежали до мамы, она сказала:
– Сегодня времени у вас в обрез. Он может вернуться в любую минуту. Бри, собери своих сестер и помоги им вымыться. Они играли возле церкви… А ты останься, Фрэнсин, – добавила она, когда та двинулась вслед за Бри.
– Мама, я хочу пойти с Бри, – захныкала Фрэнсин.
– Нет, ты пойдешь со мной, – рассеянно сказала мама, взглянув на тропу, ведущую в Хоксхед. – Почему ты все еще здесь, Бри? Поторопись, и мы все будем надеяться, что вечер пройдет спокойно.
Бри подмигнула Фрэнсин, одними губами произнесла:
– Я скоро вернусь, – и, обежав дом с одной стороны, побежала вниз по тропинке, ведущей к церкви Святого Михаила. Фрэнсин последовала за мамой во двор.
На втором этаже послышался истошный крик. Мама вздохнула.
– Фрэнсин, тебе придется присмотреть за Монти, пока я буду заниматься Мэдди. Сегодня она весь день капризничает. – Она опустила Монти на каменные плиты, которыми был вымощен двор. – Я скоро, Фрэн. Не подпускай его к колодцу.
– Да, мама, – ответила Фрэнсин и поспешила за Монти, который быстро, по-крабьи, пополз по двору, затем плюхнулся на попку под деревцами бобовника.
Фрэнсин не спускала с него глаз, потому что знала, как быстро он может ползать. Она любила маленького братика, правда любила, но не могла понять, почему отец любит его больше, чем его сестер, просто из-за того, что Монти мальчик. Отец играл с ним, щекотал его, пока Монти не начинал хохотать, делал все те вещи, которые другие отцы делают со своими детьми. Но если к ним пыталась присоединиться одна из его дочерей, игра тотчас заканчивалась, и она получала трепку ни за что.
Фрэнсин делала все что могла, чтобы добиться расположения отца. Она никогда не производила ни звука, когда он был рядом, потому что отец терпеть не мог шум. Всегда убирала за собой, потому что он терпеть не мог беспорядок. Всегда говорила «спасибо» и «пожалуйста», зная, что иначе получит трепку.