Её цветочки

– Я думала, что она отравила его. – Фрэнсин говорила хрипло, горло у нее было сдавлено и болело. – Я слышала, как она грозилась убить его, если он не уйдет, и, должно быть, запомнила эту угрозу, как будто она выполнила ее. – Замолчала, перебирая свои воспоминания и сопоставляя их со всем тем, что ей удалось узнать о последней неделе жизни отца между его уходом из Туэйт-мэнор и его смертью. – Думаю, она все-таки отравила его, отложенно. Она дала ему еду с собой, когда он ушел, и в его поведении в лечебнице проявлялись все симптомы отравления. Она пыталась сделать так, чтобы он никогда не смог вернуться.

– Бедная ваша мама. Подумать только, она так и не узнала, что ваши сестры мертвы и их тела лежат в доме…

– Сперва мама думала, что Джордж забрал их с собой. – Фрэнсин была потрясена – в детстве это никогда не приходило ей в голову, но сейчас, будучи взрослой, она все поняла. – Но потом она узнала, что это не так, потому что он вернулся, – прошептала она.

Глава 26

Констейбл сдвинул брови.

– Кто вернулся? Ваш отец?

– Да… Когда мы находились в лечебнице, я не хотела этому верить. Не могла этому верить… – Фрэнсин медленно встала на ноги. Силуэт дома горбился в ночи, словно ему было больно от тайн, которые он так долго скрывал. Ее взгляд переместился на лабиринт из рододендронов. – Я думала, что это происходило раньше, – прошептала она.

– О чем вы? – тихо спросил Констейбл, опасаясь говорить громче, чтобы его голос не помешал Фрэнсин говорить.

– Я… я… – Она замотала головой, ощущая такое стеснение в груди, что ей было трудно дышать. Она не хотела вспоминать, но воспоминания становились все яснее, заполняя собой провалы в ее памяти, давая дорогу правде, которую она так долго умудрялась держать под спудом.

Вдруг Фрэнсин выбежала со двора и по перекопанной лужайке побежала к рододендронам.

– Ради Бога… Фрэнсин! – закричал Констейбл, затем бросился за ней, когда она вбежала в лабиринт.

Вокруг нее сомкнулись высокие непроницаемые стены. Ей не нужен был свет, чтобы добраться до центра лабиринта. Торопливо поворачивая то направо, то налево, Фрэнсин слышала, как бегущий за нею Констейбл ругается себе под нос.

Окутанный тенями, перед ней возник Нептун над высохшим фонтаном. Но Фрэнсин чудилось, что ее спину греет летнее солнце, а из фонтана извергается тонкая струя воды.

– Я думала, что это произошло до того, как Бри утонула, – проговорила она, когда Констейбл приблизился к ней и остановился. – Но это случилось после. Потом это воспоминание приходило ко мне, но я не понимала, что оно реально, что это происходило на самом деле. Это казалось мне… частью сохранившейся в моей памяти атмосферы. – Фрэнсин опустилась на колени и положила ладонь на мшистые каменные плиты, видя перед собой гирлянду из белых хризантем, словно сияющих в том давнем солнечном свете. Это воспоминание больше не было размытым, как прежде; нет, оно было таким ярким, четким, что она чувствовала, как по спине течет пот, слышала, как где-то в лабиринте поет дрозд, и ощущала аромат хризантем. – Бри была здесь. В те дни она казалась мне такой реальной; думаю, тогда я не понимала, что она мертва. Когда она была жива, в ней было столько жизненной силы; думаю, именно из-за этого она тогда казалась мне более реальной, чем я сама. В то время я была похожа на какую-то бледную тень.

Погладив каменную плиту, Фрэнсин прошептала:

– Это был день рождения Агнес. Мы испекли кекс. У нас был план – у Бри и у меня. Мы думали, что, если мы сделаем день рождения Агнес особенным, она вернется. Я хотела, чтобы мои сестры вернулись… Агнес, Виола и Рози. Мне их не хватало. Хризантема была цветком Агнес, и мы сорвали все белые хризантемы, которые смогли найти в мамином саду, и сплели из них гирлянду вокруг фонтана. Мама… – Она подняла взгляд, словно пытаясь увидеть дом сквозь стены из рододендронов. – Мама ничего не сказала. Я даже не уверена, что она что-то заметила. Я не могу себе представить, что пережила мама в те дни. Она была как тень самой себя, и мы…

Она закашлялась, не в силах выносить ту адскую душевную боль, которую тогда испытывала мать, которую испытывали они все.

– Мы услышали шаги на подъездной дороге. Мы были поражены, ведь несколько дней в доме было так тихо, и Бри…

Фрэнсин встала с колен и бросилась бежать вон из лабиринта; Констейбл побежал за ней. Она бежала за Бри, которая мчалась впереди так, что ее косы неистово били ее по спине; у выхода из лабиринта Бри застыла, приложив палец к губам. Перед ними высился дом, омытый солнечным светом.

– Мы увидели, как в дом кто-то зашел. – Фрэнсин прижала руку ко рту; ее взгляд метался, пока ее память пыталась выстроить воспоминания так, чтобы все стало понятно.

– Кто это был? – прошептал Констейбл.

– Отец. – Ее горло сжал ужас, который она испытала, когда ей было пять лет.

– Ваш отец вернулся домой после того, как сбежал из Образцовой лечебницы? – тихо уточнил Констейбл. – Вы в этом уверены?

Фрэнсин кивнула.