Её цветочки

Фрэнсин терзали невыносимые мысли, по ее спине пробежал холодок. Она посмотрела на дом, чувствуя, что от любви к нему у нее щемит сердце. В каждом перекрестье темных лучей, падающих на его белые стены, читалась история, и в нем было столько печали не только по самой Фрэнсин, но и по всем тем, кто жил и умер в этом доме… Но даже на расстоянии она чувствовала, что от его хаотического силуэта, вырисовывающегося на фоне ночного неба, исходит что-то такое, что говорит о переменах. Об уменьшении напряжения в его фахверковых стенах, о бодрости, чувствующейся в очертаниях его дымовых труб, об облегчении, читающемся в его перегородчатых окнах, как будто старое здание пятьдесят лет задерживало дыхание, храня свои мрачные секреты, и только теперь смогло свободно дышать, потому что они наконец выходят наружу.

Фрэнсин вдруг осознала, что Констейбл держит ее за руку. Внезапно по лесу Лоунхау пробежал неистовый шелест, похожий на причитание; затем он мало-помалу затих, превратившись в безмолвие, заполнившее собою сад.

Давящее молчание пронзил истошный вой, когда из леса вырвался свирепый порыв ветра и понесся в сторону дома. Но нет, это был не ветер, а огромная тень. Она двигалась быстро и будто заслоняла собой звезды. Слышался пронзительный визгливый звук, похожий на шум ветра перед бурей.

И все это обрушилось на Фрэнсин и Констейбла.

– Он здесь, – выдохнула она. – Джордж здесь.

– Где? – спросил Тодд, ошалело крутя головой.

– Вокруг нас. – Видя, что тень распространяется, Фрэнсин поняла, что именно этого она и ожидала. Она не была уверена, что Джордж Туэйт проявит себя, но призраки всегда возвращаются на место своей смерти, а Джордж Туэйт умер в Туэйт-мэнор.

Тень пронзил вопль. Отчаянный вопль.

– Мэдди! – закричала Фрэнсин и бросилась бежать к дому, а Констейбл помчался за ней.

В доме раздался грохот, за которым последовало буханье, звучавшее, пока она и Констейбл бежали по двору и вбегали на кухню.

– Эти звуки доносятся с откуда-то с верхних этажей, – сказал Тодд.

Они вбежали в вестибюль и в ужасе застыли, глядя, как тень течет по обшитым панелями стенам лестничного колодца, затем переливается через перила. Из ее глубины послышался шепот, что-то шептало:

– Цветочки Элинор… – Эти слова повторялись опять и опять, сливаясь в злобное бормотание, полное ненависти, продолжающейся уже десятки лет.

– Какого черта? Что это? – прошептал Констейбл.

Сглотнув, Фрэнсин ответила:

– Мой отец.

Их внимание переключилось на лестничную площадку, на которой Мэдлин отбивалась от невидимой силы, которая тащила ее за волосы вниз по ступенькам, так что ее голова была запрокинута под каким-то странным углом. За ней, беспомощно спотыкаясь, двигался Киф с глазами, круглыми от ужаса; невидимая сила не давала ему приблизиться к Мэдлин.

– Джордж Туэйт! – завопила Фрэнсин. Ненависть к отцу вытравила из нее страх. – Оставь Мэдлин в покое! Она не имела никакого отношения ни к смерти Монти, ни к твоей.

Невидимая сила отпустила Мэдлин. Она, спотыкаясь, спустилась по последним нескольким ступенькам и упала на колени, рыдая. Но когда Фрэнсин кинулась к сестре, чтобы помочь ей встать, клубящаяся темнота окутала их обеих, обрушив удушающую тяжесть, и вокруг них все громче и громче звучало: «Цветочки Элинор…» – отдаваясь призрачным эхом, ползающим по коже, и вызывая тот же жуткий страх, который чувствуешь, когда в высокой траве шипит змея.

Лютая ненависть Джорджа Туэйта толкала их, несмотря на сопротивление, заставляла переставлять ноги. До Фрэнсин словно издалека доносились крики Констейбла; она видела, как он и Киф тщатся пробиться сквозь эту удушливую тень. Почувствовала, как Констейбл на миг сжал ее пальцы, затем тень заставила ее и Мэдлин переступить порог главной гостиной. Тодд попытался последовать за ними с ужасом и недоумением на лице, но тут мимо Фрэнсин пронеслась ледяная волна и ударила его и Кифа в грудь с такой силой, что они врезались в противоположную стену вестибюля. Дверь гостиной хлопнула так сильно, что все здание сотряслось.

Внезапно тень отпустила Фрэнсин и Мэдлин, и они, шатаясь, схватились друг за друга, чтобы не упасть. Джордж Туэйт вобрал в себя всю тьму, заполнив главную гостиную, словно тяжелое облако мщения. Его мерзкий шепот перешел в истошный вопль, который ударил не по ушам Фрэнсин, а сразу по всем нервам, прикрепленным к ее позвоночнику, заставив ее вспомнить тот ужас, который всегда внушала ей эта комната. Она вспомнила орущий голос, орущий на нее, пятилетнюю. Орущий на Бри. Всегда повышенный, всегда полный злобы, никогда не говорящий спокойно, чтобы унять боль от ссадины, чтобы выразить любовь. Ненавистный голос. Голос, вселяющий страх.

Мэдлин сжала руку Фрэнсин, ее длинные ногти впились в ее плоть.

– Джордж… Отец, – выдавила из себя Мэдлин. – Пожалуйста…

Тень словно заколебалась, затем приняла форму, повторяющую очертания фигуры того Джорджа Туэйта, которого Фрэнсин помнила со времен своих пяти лет. Он стоял перед сестрами, уставившись на них глазами, похожими на бездонные дыры.