Её цветочки

Эти слова повисли между ними, ужасные и убедительные. И снова послышался едва различимый смех, хриплый и гадкий.

– Ланкастер. – Фрэнсин тупо уставилась на сестру. – Он не уехал далеко. Ехать до Ланкастера не больше часа.

– Да. Я думала, что он окажется в одном из больших городов. А Ланкастер не так уж велик.

– Но он хотел вернуться домой. С какой стати ему было хотеть вернуться? Все говорили, что он и мама ненавидели друг друга. И что это за ерунда с дьяволами и ведьмами?

Мэдлин пожала плечами.

– Вся наша семья жила в Камбрии. Джордж был последним из Туэйтов Аллсуотера, а мы последние из Туэйтов Хоксхеда. Из всех Туэйтов остались только мы.

Фрэнсин стукнула кулаком по столу, и Мэдлин в тревоге вздрогнула.

– Как бы мне хотелось вспомнить! – воскликнула она. – Почему я не могу вспомнить то, что произошло? Я уверена, что все это осталось в моей голове!

– Успокойся, Фрэнсин, – нервно сказала Мэдлин. – Вряд ли ты могла что-то видеть. Ведь тогда тебе было всего пять лет.

Фрэнсин встала, не в силах выдержать царящую в доме зловещую атмосферу.

– Я лучше выйду из дома. Мне надо подумать.

Она прошла по двору в сад и рассердилась на себя за то, что так опустошила его при одном лишь неясном намеке на то, что здесь закопаны сестры.

Она посмотрела на леса, сооруженные у одной из стен дома, и удивилась тому, что Констейбл и Киф работают над фронтоном. Обычно воскресенье у Констейбла было выходным, и они с Кифом исчезали на целый день, возвращаясь только поздно вечером. Фрэнсин никогда не спрашивала, куда они уезжают, и предполагала, что они осматривают достопримечательности.

Под лесами рядом с инструментами и оборудованием были сложены старые брусья.

Фрэнсин отвернулась, смущенно покраснев, не зная, как ей положить конец молчанию между ними. Она смотрела на лес… и потрясенно застыла, прижав руку ко рту.

– Ему казалось, что он может летать, – пробормотала Фрэнсин. И, склонив голову набок, перебрала в уме растения, разбросанные по тому, что осталось от лужайки, – увядшие, побуревшие, с корнями, торчащими, как лапки дохлых насекомых.

Да, все симптомы были перечислены в полицейском отчете: рвота, галлюцинации, спутанность сознания, резкие перепады настроения, красное лицо – возможно, от высокого кровяного давления. Фрэнсин почувствовала тошноту, и весь ее мир съежился от ужаса.

Он был отравлен.

Вывод напрашивался сам собой, потому что был только один человек, который в достаточной мере ненавидел Джорджа и разбирался в ядах… Мать. Она травила Джорджа ядом еще до того, как он сбежал, до того, как Бри и Монтгомери утонули.

Глава 21

Фрэнсин не заметила Констейбла, пока он не направился к ней.

– Вы игнорируете меня, – сказал он, и в его голосе прозвучало нечто вроде поддразнивания.

Растерянная от обрушившихся на нее открытий, она просто уставилась на него, затем, вновь обретя дар речи, проговорила:

– Я… да ведь вас тут не бывает.

– Верно. Простите. Я… – Он нахмурился, разглядев мертвенную бледность, покрывшую ее лицо. – В чем дело? С вами что-то случилось?

– Я воспринимала все это неправильно, – отстраненно произнесла Фрэнсин.

– Воспринимали неправильно?

– Все это время я видела в Джордже демона, который разрушил нашу жизнь. Я перекопала весь мой сад, потому что убедила себя, что он убил моих сестер и закопал их здесь, а потом сбежал. А ничего не найдя, решила, что я ошибалась.

– Вы уничтожили еще не весь ваш сад, – сухо заметил Констейбл. – Вы еще могли бы раскурочить рододендроны.

Фрэнсин почти не слышала его.

– Но я ошибалась.

Тодд сдвинул брови.

– Что-то я вас не пойму.

Она перешла на торопливый шепот, поскольку Киф находился на лесах и мог бы ее услышать:

– Я думаю, что мать давала отцу яд. Она начала травить его задолго до того вечера. Все это находится здесь, в саду.

– Вы что-то вспомнили?

В ее сознании пробуждались какие-то неясные отголоски, забытые чувства из времен, предшествовавших трагедии. Смутные ощущения, основанные на воспоминаниях других.

– Нет. Это просто ощущение… общей атмосферы. Атмосферы страха и ожидания чего-то ужасного. И сделать это ей было нетрудно. Ей было достаточно давать ему малые дозы яда вместе с едой. Это объяснило бы очень многое, особенно после того, как я прочла тот отчет. Там были упомянуты все симптомы, если знать, что именно надо искать.

– Какой отчет?

Отчет все еще был зажат в ее руке, смятый и забытый. Фрэнсин сунула его Констейблу в руки.

– А вы уверены, что речь тут идет именно о вашем отце? – спросил он, закончив читать.

– Нет. Да. Не знаю… Это мог быть он.

– Понятно, – медленно проговорил Констейбл. – И вы полагаете, что его поведение было вызвано отравлением. И каким же растением он был отравлен? – Он обвел рукой раскуроченный сад.

– Луноцветом. – Фрэнсин ответила сразу, ей не было нужды думать. – Это был цветок моей матери, ее любимое растение. Убить того, кого она ненавидела, с помощью того, что она любила. Получается жуткая гармония.

– А по-моему, здесь он больше похож на человека, который обезумел от горя и утопил его в слишком большом количестве пива. Даже полицейские сочли, что он был в стельку пьян.